Противоминная сетка поймала лишь часть торпед. Два их взрыва слились с грохотом детонации погреба под кормовой башней. «Акулу» швырнуло, будто она попала под глубинные бомбы, но «Айове» пришлось куда хуже.
Колоссальный взрыв приподнял кормовую башню, а когда она грохнулась вниз, палубы там уже не было. Пятую часть корпуса вместе с кормой снесло напрочь.
Лопнули котлы, отчего гибнущий корабль скрылся в облаке пара. Форштевень взлетел вверх, показав наросты на передней части днища, потом рухнул в волны, взметнув фонтаны брызг. Пробитый во множестве мест корпус крейсера в мгновение ока принял тысячи тонн забортной воды. Через пару минут лишь мусор кружился в воронке на месте его гибели.
«Акула» также проваливалась в глубину, опережая «Айову». Гарсоев скомандовал малый ход и плавное погружение, рискуя удариться кораблем о дно. Через пару минут лодка аккуратно легла на грунт.
— Полная тишина! Слушать в отсеках!
В тусклых огнях аварийного освещения — основное погасло от взрыва линейного крейсера — капитан всмотрелся в напряженные лица подводников. Капает вода, где-то даже журчит. Выходит, поврежден прочный корпус, и долго на дне не придется залеживаться. А главное — даже через изрядную толщу воды слышны винты. Много винтов.
Первая партия глубинных бомб встряхнула субмарину, потом вторая. Жуткая последовательность звуков, сводящая подводников с ума: сначала винты эсминца приближаются, усиливается их хлопанье, затем удаляются, и пятьдесят шесть человек судорожно сжимают кулаки в ожидании взрывов. На небольшой глубине, бывает, слышны даже всплески от бомб, падающих за корму охотника за подлодкой.
«Акулу» накрыло лишь с шестого захода. Гарсоева сбило с ног, прямо из рубочного колодца хлынула ледяная вода. Свет погас, по ноздрям резануло хлором — очевидный признак попадания забортной соли в аккумуляторную яму. Погасли и светляки дожигания водорода.
— Не-ет! Я не хочу умирать! — стеганул по ушам мальчишечий голос. Капитан неким седьмым чувством уловил движенье в кромешной тьме, услышал звук поворачиваемого маховика. — Не-ет! К солнцу! Наверх!
— Отставить, гардемарин! Я запрещаю всплывать!
Стальной настил под ногами, по щиколотку залитый водой, вдруг дрогнул, а в систернах главного балласта забурлил воздух.
— Боцман! Отставить всплытие! Слышите?
Нет ответа.
Гарсоев на ощупь двинулся к посту управления глубиной и наткнулся руками на худое тело юного офицера.
— Подгорецкий! Отставить истерику!
— Мы погибаем, капитан! Всплывем и сдадимся! Я не хочу умирать.
Выстрел в малом объеме центрального поста ударил пушечным громом. Командир отпихнул тело гардемарина и вцепился в вентили. Продувку — долой, открыть захлопки. Освобожденный воздух устремился из глубины, звучно булькнув на поверхности и подсказав эсминцам точное место укрытия субмарины.
— Откройте продувку, капитан! — донеслось из темноты глухое рычание.
Невидимые тени подступили с двух сторон. Ледяные пальцы вцепились в запястье с револьвером, руки другого моряка обхватили за шею.
— Братцы! Мы не можем всплывать! Мы утопили американский боевой корабль! — прохрипел Гарсоев. — Увидев русских, они объявят войну!