Гибель «Арк Ройяла» с авиагруппой на борту лишила Флот метрополии половины оставшихся у него крылатых машин и перечеркнула все планы адмирала Тови. Теперь он мог бросить в бой всего полсотни ударных самолётов с «Глориес» и «Фьюриес» – тридцать три «суордфиша» и девятнадцать «обожжённых», – причём без истребительного прикрытия: все уцелевшие «фулмары» утонули вместе с «Арк Ройялом», а десяток «морских гладиаторов», переживших бой с «беовульфами», нужны были для хоть какой-то защиты британских кораблей от воздушной атаки – преследуя Хохзеефлотте, Флот метрополии к утру должен был оказаться в пределах радиуса действия германской авиации с аэродромов Ютландии, захваченных немцами.

Командующего Флотом метрополии ждал ещё один неприятный сюрприз. Самолёт-разведчик, следивший за северным соединением немцев, был сбит «беовульфами», успев сообщить по радио, что атакован германскими палубными истребителями. Палубными – это означало, что второй германский авианосец не только не выведен из строя, но и располагает боеспособной авиагруппой, в составе которой вполне могут быть не только истребители, но и бомбардировщики с торпедоносцами. «Граф Цеппелин» принимает на борт до полусотни самолётов – значит, немцы смогут не только растрепать ударную волну англичан и сорвать её атаку, но и нанести Ройял Нэйви ответный удар (не сегодня, так завтра). А у Хохзеефлотте всё-таки шесть дредноутов против четырёх английских. И ещё эти немецкие субмарины…

Сэр Джон Тови не любил уравнений со многими неизвестными. Риск был слишком велик – адмирал очень хорошо знал, что значит для Англии её флот, и какими последствиями чревата его потеря. Командующий Флотом метрополии отменил повторную воздушную атаку Хохзеефлотте и приказал своим кораблям ложиться на обратный курс: удачный бой надо вовремя прервать, пока он не обернулся поражением.

Капитан цур зее Эрих Гедеке, командир «Графа Цеппелина», действовал правильно, несмотря на контузию, полученную при взрыве английской бомбы, отправившей в небытие адмирала Бема. Приняв все германские самолёты, находившиеся в воздухе после окончания английской атаки, он уже через час снова поднял в небо на патрулирование шесть наскоро заправленных истребителей, которые сбили британский разведчик. Освобождая место для более ценных машин, он приказал сбросить за борт восемь «ландскнехтов» – самолёты, наносившие удар по Флоту метрополии, возвращались, и по мере того, как их моторы жадно дохлёбывали последние капли бензина, «беовульфы» и «берсерки» вынужденно садились на воду. Несколько машин утонуло, однако «Цеппелин» всё-таки сумел принять на палубу шесть бомбардировщиков, семь истребителей и семь торпедоносцев. В 16.10 Гедеке доложил адмиралу Кюмметцу, что авианосец имеет на борту сорок семь самолётов, пригодных для боевого использования: восемнадцать «берсерков», пятнадцать «физелеров» и четырнадцать «беовульфов». Уже темнело, но ни Кюмметц, ни Гедеке не сомневались, что на следующий день бой продолжится.

Однако новый бой не состоялся: гросс-адмирал Редер, потрясённый гибелью «Петера Штрассера» и «Тирпица», потопленных авиацией, и не располагавший точными данными о потерях Ройял Нэйви, приказал эскадрам Хохзеефлотте возвращаться в Вильгельмсхафен.

Бритты поспешили объявить бой в Норвежском море своей победой. Справедливости ради следует признать, что «по очкам» англичане действительно выиграли – утром 8 ноября Хохзеефлотте потерял ещё и повреждённый «Заксен», шедший шестиузловым инвалидным ходом и перехваченный подводной лодкой «Труант» под командованием капитан-лейтенанта Хатчинсона. Англичанка всадила в искалеченного ветерана три торпеды – Британия, когда-то считавшая субмарины «оружием слабых», в период между войнами всемерно развивала свой подводный флот.

Командующий кайзермарине навестил в госпитале раненого Лютьенса.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Гюнтер? – спросил Редер, глядя на посеревшее лицо командующего 2-й эскадрой, обрамлённое белизной бинтов.

– Хочу, – ответил Лютьенс, и в глазах его вспыхнул горячечный блеск. – Авианосцы, герр гросс-адмирал, авианосцы!

А неделю спустя в Петрограде на расширенном чрезвычайном заседании Морского Технического комитета академик Костенко заявил:

– Итоги недавнего боя в Норвежском море между немцами и англичанами заставляют пересмотреть концепцию, согласно которой линейные корабли являются основой морской мощи. Я предлагаю прекратить строительство наших линкоров, заложенных на стапелях, а на достраивающихся единицах существенно усилить зенитное вооружение.

Все присутствовавшие на заседании кораблестроители и военные изумлённо молчали, и только адмирал Галлер, нарком военно-морского флота, одобрительно кивнул: мол, дело говорит Владимир Полиевктович, дело.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ФЛОТУ – БЫТЬ!

Пронзительная трель колоколов громкого боя – сигнал боевой тревоги, – властно вытряхнула моряков из мира снов и сновидений. Ещё до конца не проснувшись, они быстро натягивали робы и бежали туда, где им полагалось быть, – месяцы тренировок довели их действия до автоматизма на уровне инстинкта, когда тело само, без вмешательства разума, выполняет все нужные движения. Люди – живая кровь огромного корабля – растекались по венам коридоров, грохотали ботинками по металлу палуб и ступенек трапов, протискивались через узкие горловины люков, лязгали задрайками водонепроницаемых дверей. И спящий стальной монстр – линейный крейсер водоизмещением тридцать пять тысяч тонн – оживал и пробуждался. Жужжали электромоторы, скрежетали проворачиваемые механизмы, дрогнули и поползли заиндевелые стволы башенных орудий, задирая четырнадцатидюймовые жерла к тёмному небу, перевитому жгутами снежных вихрей. Горячими толчками забилось сердце корабля – машинные отделения наполнились гудением вентиляторов, свистом заработавших насосов, шипением пара в магистралях и тяжкими вздохами прогреваемых турбин; за кормой взбурлила чёрная вода, потревоженная лопастями винтов. Крейсер втянул ноздрями клюзов железные плети якорных цепей и развернулся на выход из Кольского залива, зажатого заснеженными скалами.

Офицеры на верхнем мостике (они снова назывались офицерами, эвфемизм «красные командиры» остался в двадцатых годах, и на плечи командиров армии и флота Народной России снова легли погоны), пряча лица от ледяного ветра, молчали. Ночная тревога вполне могла обернуться громом орудий и рвущими темноту багровыми вспышками залпов: в Европе уже два месяца шла война, и пламя её быстро расползалось, грозя лизнуть холодные северные берега. Молчал и командир корабля, капитан первого ранга Колбасьев, двадцать лет назад начинавший свою флотскую службу здесь, на севере, – все ждали слова адмирала Вадима Степановича Макарова.

– Товарищи офицеры, – произнёс командующий Северным флотом. – Германские войска высадились в Норвегии и, судя по имеющимся у нас сведениям, заняли всю её территорию. В Норвежском море произошло сражение между Ройял Нэйви и Хохзеефлотте. Исход боя пока неясен, однако не исключено появление в наших водах британских кораблей. Германия – наш союзник, и поэтому нам надо быть готовыми ко всему.

«Да, кайзеррейх – наш союзник, – думал он, вглядываясь в темноту. – Двадцать три года назад я в этих самых водах потопил на «Грозовом» немецкую субмарину, а теперь… Всё меняется, кроме одного – у России есть только два верных союзника: армия и флот».

…Линейный крейсер «Наварин» набирал ход, направляясь в открытое море. Следом шёл авианосец «Варяг», готовясь с первыми проблесками зари поднять в воздух самолёты, и лёгкие крейсера «Адмирал Эссен» и «Адмирал Ушаков»; эсминцы охранения ушли вперёд, к горлу залива. А между островом Медвежий и Нордкапом разворачивалась завеса подводных лодок – Северный флот, самый молодой флот России, готов был встретить кого угодно: хоть немцев, хоть англичан, хоть американцев.

* * *

Смутное время конца десятых годов двадцатого века развалило и обескровило флот рухнувшей Российской Империи. Балтийский флот, оставивший все свои передовые базы, вернулся в своё родовое гнездо в Финском заливе – туда, откуда двести лет назад вылетали на морские просторы белокрылые петровские фрегаты. Численно – на бумаге – в 1919 году флот этот представлял собой внушительную силу: весной 1918 года из Гельсингфорса, ставшего столицей независимой Финляндии, в Кронштадт перешло свыше двухсот тридцати боевых кораблей и судов. Дредноуты, крейсера и эсминцы прошли, обдирая стальную кожу обшивки, сквозь льды Финского залива и замерли, упершись бронированными спинами в кронштадтские пирсы, прикрытые орудиями фортов.

Корабли были, однако флота не было: его сложный механизм не выдержал ударных нагрузок, обрушенных революцией на всю страну. Корабли не могут жить без нефти и угля, без снарядов и продовольствия, без ремонта и организации, превращающей эти железные конструкции, способные держаться на воде и передвигаться, в грозную силу, имя которой – военно-морской флот. В 1919 году в Кронштадте ничего этого не было, точнее, было, но в явно недостаточном количестве.