Соединившись к ночи с «Рионом» и двумя трофеями крейсера легли в дрейф. Уже ночью, «без пяти минут адмирал» лично побывал на «немце» и осмотрев стальные листы и железные балки твёрдо решил пароход топить, а к Циндао отправить «Изумруд» и «Россию». Таким образом «Громобой» под адмиральским флагом будет в море. И пусть контактов с администрацией колонии германской империи избежать не удастся, но Ферзена проинструктируем, выкрутится.
Да и «Рион» оставлять в одиночестве чревато. Подползёт какой-нибудь паршивый англичанишка, тот же клятый «Талбот», заинтересуется «трофеями» и что тогда делать Трояну? Героически открывать кингстоны? К «Громобою» же с его восьми и шестидюймовыми аргументами у «просвещённых мореплавателей» вопросов точно не возникнет…
Ранним утром 12 июня 1905 года «Изумруд» и «Россия» взяли курс на Циндао. Брусилов дал команде день отдыха, дрейфуя рядом с захваченными пароходами, а «Рион» побежал выискивать контрабанду в радиусе полусотни миль от флагманского крейсера…
День 13 июня стал несчастливым для германского парохода, Брусилов пересадил незадачливых немецко-испанско-голландских контрабандистов боевой сталью, равно как и команду бывшего английского угольщика на «Рион» и вновь отправил крейсер Трояна в море. Едва вспомогательный крейсер скрылся за горизонтом на «германце» открыли кингстоны.
Лев Алексеевич не сомневался, что пароход со столь нужным грузом, сделай они «дружеский жест» Германии, отведи контрабандиста в Циндао, через пару дней уйдёт по назначению в Страну Восходящего солнца. А на нет – и суда нет, мудро рассудил капитан первого ранга. Офицеры «Громобоя» о «дальнобойных» радиостанциях в Циндао, разумеется, не знали, (что-что, а секретность при Небогатове блюлась на должном уровне) и между собой подшучивали над нелогичными решениями командира, отправившего бункероваться забитый углём «Изумруд» и готовившего к утоплению угольщик с отменным кардифом.
«Рион» меж тем «нарезал круги» вокруг «Громобоя», действуя на нервы перевозчикам и страховым компаниям. Вечером 13 июня Троян, вернувшись к флагману сообщил, что наблюдал прохождение трёх пароходов под торговым флагом «владычицы морей» из Шанхая в направлении Японии. Сопровождал пароходы уже упомянутый «Талбот», изготовившийся к бою и рванувший на пересечку русскому вспомогательному крейсеру. «Рион» ушёл от сближения «самым полным». Брусилов действия Трояна одобрил и вспомнил пророческие рассуждения Небогатова о грядущем конвоировании флотом Великобритании ценных военных грузов. Что ж, свою задачу рейдеры в какой-то мере выполнили, противник серьёзно озаботился доставкой в Японию сырья и вооружений. Теперь такие лихие «молодецкие наскоки» как в прошлом году успеха не принесут. Прав, прав Николай Иванович, какая из двух империй одержит победу, решится в Маньчжурии. Интересно, как бы повёл себя командир «Талбота», выскочи конвой на «Громобой» с английским же угольщиком-трофеем, который, в принципе можно было и опознать, не так уж тщательно его и «переделали» умельцы с «Риона»…
В полдень 14 июня вернулись «Россия» и «Изумруд», Ферзен и Лилье перебрались на флагман.
– Рассказывайте, Василий Николаевич, – обратился к командиру «камушка» Брусилов, – что всё прошло благополучно это радует, но хотелось бы подробностей. Владимиру Александровичу тоже интересно, он то на мостике «России» весь поход провёл. А вы и сушу потоптали и тайную дипломатическую миссию блестяще исполнили. Да, кстати, а где газеты, привезли?
– Газеты вот они, в портфеле, вместе с документами на радио. Прошло всё, Лев Алексеевич на удивление гладко. Едва пришвартовались, приготовились к погрузке, сразу подошли немцы и человек, отвечающий за груз. Так как угля было достаточно, грузились неспешно, как и оговаривали с вами, взяли с запасом продуктов, и на корабли отряда в том числе, в этих же ящиках и переправили передатчики на «Изумруд». Написал расписку немцам, консульский её заверил своей подписью. Офицеры и матросы с интернированных «Цесаревича» и миноносцев помогали и при погрузке и в получении провизии и прочих необходимых припасов. Замучались они, скучают, хотя условия жизни вполне сносные, но очень надеются на скорое заключение мира, или хотя бы перемирия.
– Откуда такие сведения, – живо отреагировал Лилье, – может быть, какие-то слухи доносятся от дипломатов?
– Какие дипломаты в Циндао, Владимир Александрович, – Брусилов усмехнулся, – там третьеразрядные миссии, ну а немцы секреты хранить умеют и вряд ли склонны их разбалтывать. Не верю я в бескорыстную тевтонскую дружбу, за те же радиостанции Германии заплачено золотом и изрядно переплачено в связи с войной. Наверняка наши морячки от скуки выдумывают невесть что и рады пересказать «заглянувшим на огонёк» землякам. Небогатов бы нас непременно оповестил о скором перемирии. У командующего прямой выход на императора, а у матросов с «Цесаревича» – разве что на кабацких собутыльников.
– В газетах много вранья, – подхватил Ферзен, – что касается нашего крейсерства, каждый пишет во что горазд, такой бред, что пересказывать неловко. То мы перетопили половину японского флота, то нас утопили и не по одному разу. Консульский чиновник, поднявшийся на борт «Изумруда», заявил, что за двое суток до нас у Циндао крутились крейсера Камимуры. Чушь полная, но подаётся с серьёзным видом. Вразнобой работают воюющий флот, дипломаты, разведка, словно крыловские лебедь рак и щука…
– Хватит о печальном, Василий Николаевич, – Брусилов поспешил «переключить» Ферзена, имеющего склонность внезапно впадать в мрачную меланхолию, – задание вами исполнено, теперь у флота на две мощных радиостанции больше. Вот только не найдём мы сейчас умельцев установить хоть одну на «Громобое», увы. Я справлялся, незнакомы с немецкой чудо техникой радисты, боятся напортачить. Значит – лежать ценному грузу до Владивостока, а нам надлежит совершать крейсерские операции и ожидать командующего.
Глава 22
Во Владивостоке, сразу после ухода четвёрки крейсеров под флагом Небогатова, начали готовиться к «визиту» эскадры Того. То, что командующий Соединённым флотом Японии непременно предпримет против главной и, по сути, единственной базы русского флота решительные действия, не ограничится вялой перестрелкой на сверхдальних дистанциях, понимали все офицеры «Владивостокской эскадры»…
Единственное, что удерживало Того от броска к Владивостоку, – боязнь подставить свои броненосцы под удар из под воды у неприятельских берегов. Такая «подлодкобоязнь» японского адмирала, не вступившего в эскадренный бой 30 мая и ретировавшегося из залива Петра Великого, после демонстративно «нырнувших» в направлении вражеской колонны «Ската», «Сома» и «Дельфина» необычайно воодушевила подводников. Отчаянные лейтенанты даже придумали «охоту на живца», когда «Алмаз» выходит якобы «в одиночку» в рейд, но завидев сильнейшего противника, (а крейсер Чагина был заведомо слабее любого японского) начинает убегать в направлении засады из двух подводных лодок. Бирилёв к такой «игре в войну» отнёсся резко отрицательно, но сейчас он лежал в госпитале, врачи о перспективах выздоровления вице-адмирала говорили туманно и пессимистично. Бухвостов же идею одобрил и «Дельфин», «Касатка», «Алмаз» вышли в море.
При «захромавшем» «Олеге», самым востребованным крейсером во Владивостоке оказалась «Аврора» – скорость хода в 18–19 узлов была куда как важнее лишних четырёх шестидюймовок. Получив в напарники «Жемчуг», Егорьев большую часть времени после прорыва эскадры проводил в море, ведя разведку. После подтверждения информации о передислокации японских броненосцев в Гензан у командования Владивостокской крепости случился приступ паники, – так испугались генералы вражеского десанта и «второго Порт-Артура». Моряки же напротив, готовились к сражению с хорошим, боевым настроем.
Тройка из «Александра», «Суворова» и «Орла» за месяц с момента прихода в Золотой Рог провела две учебные стрельбы средним и малым калибром, мастерство комендоров и выучка расчётов на броненосцах заметно выросли. В части же противоминной артиллерии ждали только Небогатова, чтобы адмирал «продавил» вопрос по увеличению калибра орудий предназначенных к уничтожению вражеских миноносцев, до трёх-четырёх дюймов и дал приказ к чёртовой матери поснимать бесполезные 47-миллиметровые «пукалки». Сам Бухвостов не решался на такое вопиющее «фрондёрство», а командующему флотом, вице-адмиралу на месте виднее. Вряд ли бюрократы из Петербурга будут противодействовать Небогатову. Хотя и вставал вопрос, чем заменить «мелочёвку» – трёхдюймовых морских орудий не хватало катастрофически, даже поставить по второму на миноносцы, чего настоятельно требовали Керн и Коломейцев получилось лишь после того как серьёзно «поскребли по сусекам».
Не уходящие далеко от залива Петра Великого броненосцы изрядно подразгрузились, заметно «подвыскочив» из воды и наконец-то «явив миру» броневой пояс. Пятнадцать узлов и даже чуть больше держали уверенно, маневрировали с каждым выходом всё более чётко и слаженно, команды, получив награды за поход и прорыв, рвались в бой.
15 июня 1905 года четвёртый «российский мушкетёр» (так прозвали владивостокские обыватели выстроенные по французским лекалам «бородинцы») присоединился к товарищам. После спешного ремонта машин на «Бородино» на испытаниях выдали 14,25 узлов, а вот на пятнадцати, как и раньше начинались проблемы. Бухвостов на собрании командиров броненосного отряда заявил, что куда важнее сейчас поставить в боевую линию «Бородино», чем бояться отставания корабля Серебренникова, тем более драться придётся фактически на «пороге дома», где у противника не будет возможности маневрировать как заблагорассудится.