Но за спиной отца Антиной увидел Сидонию. Она лежала на диване, лицо ее было бледно, глаза закрыты. Антиной оттолкнул отца и подбежал к ней. Она была в глубоком обмороке.
Антиной не успел даже прикоснуться к ней, как несколько рук схватили его сзади. Он пытался обороняться, но слуги связали его, заткнули рот и подняли на руки. Первосвященник подошел к Сидонии, убедился, что она все еще в обмороке, и сказал слугам:
— Отнесите его туда же.
ПЯТЬ ЗАДУШЕВНЫХ БЕСЕД
Ночной обыск, как и пропажа Тома, были для путешественников полной неожиданностью. Строгость обыска, обвинение и угрозы кастратов, ночью явившихся в тюрьму, ошеломили их. Но когда они увидали, что протесты не помогают, они испугались.
Их снова усадили в вагон и загадочно сказали, не вступая ни в какие дальнейшие разговоры, что повезут их в надежное место.
Через некоторое время вагон остановился, и их повели по темным переходам, опять ничего не объясняя. Кастрат, шедший впереди, открывал ключом бесчисленные двери, а последний снова запирал их. После долгих блужданий они оказались в небольшом коридоре, куда выходило семь дверей. Старший кастрат сказал:
— Вот ваше новое помещение. Оно менее удобно, но вы сами виноваты. Ваша судьба, вероятно, скоро решится.
Конвой ушел. Стиб осмотрел двери коридора. Они были заперты, и у оконца каждой стояли часовые. Путешественники осмотрели комнаты. Они были малы и тесны, с самой простой обстановкой. Общей комнаты не было, не было и механического переводчика и трубы для вызова кушаний. Только комната Сидонии была несколько больше других и роскошнее обставлена. У нее стояло зеркало. У других не было ничего, кроме постели, стола, стула и умывальника. Словом, они были в тюрьме, самой обыкновенной тюрьме. Стиб воскликнул:
— Шестая комната предназначается для Тома. Они надеются его поймать. Молодец мальчишка! Он не теряет времени даром. Из него выйдет чудесный репортер. Но хотел бы я знать, для кого отведена седьмая клетка?
— Вы думаете, что атланты, строя тюрьму, заранее знали, сколько нас свалится с неба? — иронически спросил его лорд. — Не проще ли предположить, что число семь у них священно даже при распределении арестантов? Недаром у них семь небес.
Профессор горестно воскликнул:
— Милорд! Суетные и легкомысленные земные образы владеют вами даже в такую минуту, и вы не замечаете, что ваши шутки звучат как кощунство. Не следовало ли бы нам, помолясь, совместно обсудить наше положение? Что означают слова арестовавшего нас? Наша судьба скоро решится. Я думаю, нас будут допрашивать. Как нам держаться?
— Я вижу, что ваши мысли еще суетнее моих, потому что они бесполезны и совсем не веселят, — ответил лорд.
Бриггс мрачно оглядел всех и упрямым голосом заявил:
— Что касается меня, я убежден, что с нами поступают по закону. Кто мы такие, в самом деле, как не эмигранты, хотя бы и случайные? Они вправе не желать нашего пребывания здесь. Но в законы я верю…
— В особенности, если нас утопят, — подхватил Стиб. — Не все ли равно тогда: по закону или нет?
Бриггс еще сильнее нахмурился:
— С вами, мистер Стиб, я вообще не могу разговаривать. Вы закоренелый преступник.
И он ушел. Его слова ободрили профессора. Профессор пробормотал: