— я обошел грузовик и увидел Марселу в позе удачливого охотника, поставившую босую пятку на увесистую тушу пятого полицейского, рядом с которым валялся крупнокалиберный револьвер.

— Чем же ты его уложила? — Я выпучил глаза от обалдения. Марсела сделала самую приятную усмешку, которая только могла появиться на ее личике, испачканном дерьмовой коростой, и показала мне мой собственный пистолет:

— Ты его выронил, когда прыгал из «Тойоты», а я подобрала.

Я хотел спросить еще что-то, но в это время зашелестели придорожные кусты, и доброжелательный голос достаточно вовремя произнес:

— Сеньоры партизаны, меня стрелять не надо! Во Вьетнаме со мной служило несколько парней, которых жизнь в джунглях приучила стрелять на звук сразу, не дожидаясь первых слов или первого выстрела. Один из них едва не пристрелил преподобного отца Смитсона. У меня этой дурной привычки не было, и, прежде чем стрелять, я все-таки поглядел, в кого. Некий плотный, невысокий и очень небритый парень креольской внешности поднял руки вверх и широко улыбнулся.

— Сеньор начальник, — это явно относилось ко мне, — меня стрелять не надо!

— Да, да, я уже слышал, — проворчал я, — но если бы ты очень хотел, чтобы в тебя не стреляли, то тебе лучше было бы сидеть в кустах! Ты мешаешь мне работать!

Зачем я сказал последнюю фразу — убей Бог, не пойму!

— Я все понимаю, сеньор начальник, у каждого свое дело: полицейские ловят, партизаны стреляют. Но вы же, я очень извиняюсь, хотели реквизировать мой грузовик, а он у меня последний…

— А-а! — вскричал я. — Так это ты помог им перегородить дорогу?!

— Меня заставили, сеньор! Они грозили, что отберут у меня права, а вы знаете, какую взятку надо дать, чтобы получить новые?!

— Ладно, — смилостивился я, — забирай свою таратайку и убирайся!

— Да, — парень положительно обнаглел, — но у меня, сеньор, разбито лобовое стекло. Может быть, народная власть возместит мне ущерб?

— А разве это мы разбили стекло? — завопила Марсела. — Нахал чертов!

— Да, но ведь народная власть объявила, что возместит все жертвам диктатуры! Раз полицейские прострелили мне стекло, то это значит, что я тоже жертва диктатуры! Мы люди бедные, сеньор!

«Господи, — мысленно выругался я, — все уже знают, что и как будет делать народная власть, которой еще нет!»

— Если ты так уже доверяешь нашей народной власти, то я разрешаю тебе экспроприировать собственность у этих дохлых служителей кровавого террора! — объявил я вслух. Парень понял меня правильно и тут же полез обшаривать карманы полицейских, разбухшие от взяток, полученных с нетрезвых водителей и лиц, превышающих скорость. Думаю, что там хватило бы не только на стекло, но и на новую кабину.

— Пистолеты, патроны, сигареты и зажигалки отдашь вот этой сеньоре, — строго сказал я, указывая на Марселу, — и не вздумай шутить — она отлично стреляет!

— О да, сеньора отлично стреляет! — закивал парень, выворачивая очередной карман. — Она с двадцати шагов уложила этого полицейского, я видел!

Убедившись, что парня, кроме полицейских карманов, ничего не интересует, я забежал в постовую будку. Там меня ожидал неприятный сюрприз — на столе громко бубнила маленькая рация: