На пороге стоял Дитрих.
Глава двадцать восемь
- Здрасте, - изумленно выдохнул Дитрих, а я чуть не выронила ножницы на пол. Почему он приехал? Зачем? О, богиня! Как не вовремя!
- Вы как сюда вошли? – нервно спросила я, точно помня, как проверяла замок!
- А что? Было закрыто? – удивился Дитрих, не сводя взгляда с платья. Он смотрел на него, словно зачарованный. – Разве?
Я поджала губы, видя выломанный замок. Ну и дури в нем!
- Да! Я закрывала двери на замок! – ответила я, пока в голове лихорадочно вращалась мысль: «Это – конец! Меня поймали с поличным!».
- Разве? – заметил Дитрих. Он как бы машинально удивился, потому что так следовало бы. Но его жадные глаза пожирали платье. Я видела, как дрожат кончики его пальцев, словно мечтая прикоснуться к нему.
Дверь распахнулась, а в ателье влетел запыхавшийся Фогс. У него до сих пор красовался синяк, оставленный жандармами.
- Я оббежал все ателье! – задохнулся он с порога. – Платья нет!
За широкой спиной Дитриха он не видел ничего.
- Я нашел его сам, - прошептал Дитрих. – В ателье своей жены… Кто бы мог подумать!
Значит, он нарочно испортил платье, проверяя, в какое ателье его отнесут на починку! О, богиня, какой он опасный человек!
- Вин, дорогая, - послышался голос Дитриха, а меня обняли за плечи. – Откуда у тебя это платье?
Дитрих потянул воздух, расплываясь в улыбке, уловив знакомый аромат.
- Мне его привезли, - ответила я, вспоминая о том, что я – маленькая швея. – Сегодня! И заплатили, чтобы я никому ничего не рассказывала! Поэтому я закрыла двери на замок и задернула шторы!
- Когда его будут забирать? – спросил Дитрих, а его рука погладила перья, пришитые к корсету. Аккурат на том месте, где у манекена вырисовывалась грудь. – Тебе не сказали?
- Нет, - ответила я, выдыхая. Меня не узнали! Фогс стоял с открытым ртом, глядя на платье и вдыхая запах духов.
- Не сказали, - устало пожала я плечами, понимая, что даже присутствие Дитриха не помешает мне закончить наряд. Я отошла от него, ловко снимая перья с подола и разбирая их на две кучки.
Дитрих стоял напротив манекена, и мне краем глаза в старом зеркале было видно, с какой нежностью он гладит платье.