Выдвинулись ночью, следующим порядком: впереди авангард, Шумилов и Суматов, далее подводы под водительством Аюпова, Нуртдинова и Шайдавлетова, и в арьергарде Лисин и Щукин. Спустились в долину, пересекли её выше Исергапово и бродом переправились через Ик – для его поиска пришлось накануне произвести разведку местности и обследовать берег. От реки поднялись на крутой холм, миновали брошенные укрепления и окопы, проселок, выжженное в боях поле и углубились в лесное ущелье, идущее вверх. Наконец выбрались на плоскогорье, по которому шла дорога в направлении Андреево, где проходил старый Екатериновский тракт. В саму деревню заезжать не стали, лесными прогалами к полудню добрались до старого рудника. В этом месте находились заброшенные меднорудные копи, и старая шахта, оставленные хозяевами. Тут и встали лагерем. Место было глухое, безлюдное и географически приметное. Скорость, с которой фронт откатывался на восток, начинала беспокоить Туманова. Уже не была слышна канонада, фронт за несколько дней переместился на много вёрст к востоку, и когда остановится Бог весть. У него уже не раз появлялась мысль сделать схрон, в котором надёжно укрыть ценный груз, освободив команду от всё более очевидно невыполнимой задачи – доставить его к Дутову. Такой вариант выглядел с каждым днём более реалистичным: спрятать и выбраться к своим налегке, после чего вернуться за грузом с подготовленной экспедицией, и в более удобное время. К этой мысли его подталкивала и альтернатива – продвигаться дальше до тех пор, пока обоз по тем или иным причинам не захватят красные: слишком в глубоком тылу они теперь могли оказаться. Рано или поздно груз придётся как-то и где-то прятать. С такими мыслями он рассматривал окружающую местность, и неожиданно пришёл к выводу, что выбранное для стоянки место подходит для этого больше всего. Тут были большие ямы, вырытые ещё в старые времена, разной величины норы и небольшие туннели – в них можно спрятать груз так, что не найдёт никто. Пока решение он не принял, но мысль эта отложилась.

Лагерем встали хорошо, со старого тракта его было не заметно, воды рядом много, и никого постороннего рядом – за трое суток никто не прошёл и не проехал мимо. Ждали появления Филатова. Каждый день в Андреево отправлялся кто-то из казаков, обходя деревню кругом и оставляя условленные метки в приметных местах. Ответного сигнала не было. Ещё дня три решили выждать, и пока казаки регулярно наведывались к деревне, Туманов переодевшись объезжал окрестности. В одну из вылазок, ориентируясь на протяжный и звучный заводской гудок, далеко разносившийся над окрестными лесами и деревнями каждые утро и вечер, выбрался в Нижнетроицкое, расположенное в восьми верстах. Большое село будоражили последние события, медеплавильный завод почти не работал, население и рабочие собирались в группы и обсуждали, надолго ли вернулась новая власть. Потолкавшись по улицам, базару и лавкам узнал, что Белебей взят с неделю назад Чапаевым, а бои с Колчаком идут уже под Уфой, и белые продолжают отступать. Эта информация окончательно убедила его в том, что груз необходимо прятать – вновь увеличившееся расстояние обозу было уже не преодолеть.

Вернувшись в лагерь выслушал доклад об отсутствии сигнала от Филатова, собрал всех казаков, и коротко довёл до них информацию, о которой узнал. По застывшим лицам понял, что обоз сопровождать все готовы и дальше, но каждый прекрасно понимает безсмысленность этого. И ещё легко читалось по глазам желание оказаться сейчас не в лесу, с обозом, а на фронте, с винтовкой в руках. Дал всем ещё сутки: ждать Филатова, и начинать готовить схрон для груза. Выждали, Филатов не появился.

Схрон сделали по всем канонам фортификационного искусства: в самом конце большой поляны, на верхнем склоне лесного оврага, по которому бежал ручей, расширили выбранную яму до размеров среднего погреба, усилили стены жердями, выстлали дно дубовыми плашками и загрузив в схрон ящики с подвод, накрыли накатом из лиственницы. Сверху насыпали полутораметровый слой грунта, обложили срезанным в стороне дёрном и ветками. Получилось естественное продолжение уклона, как не приглядывайся – ничего напоминающего земляные работы заметно не было. На всякий случай оставили приметные знаки: на противоположном склоне выбрали четыре молодые берёзки, растущие крестом, и аккуратно, на одном уровне, срезали у всех самый верх ствола. Получившийся из них крест указывал теперь точно на схрон. Казаки потирали натруженные руки, не скрывая удовлетворения от того, что освободились от тяжёлого бремени ответственности, которое уже многие месяцы не давало расслабиться ни на минуту. Туманов решил дать казакам возможность отпраздновать такое событие – повод присутствовал. Сухой закон, действующий в рейде, на сегодня решил отменить. Не экономя более выставил, на враз организованное застолье, бутыль, хранящуюся в личных запасах с прошлой осени. Бутыль разлили по кружкам (вышло на один присест), встали, помолчали поминая братов, и без лишних слов запрокинули головы, отсалютовав донышками кружек закатному небу. Туманов не спешил, держал свою кружку, поминая всех убиенных за этот поход, и опустив глаза дочитывал молитву, которой научил его дед: «Помо́лимся, я́коже подоба́ет, не ве́мы, а́ще не Ты́, Го́споди, Ду́хом Твои́м Святы́м наста́виши ны́»… Поднял взгляд и замер, не веря своим глазам – стоявшие перед ним казаки один за другим оседали на землю, кто как, валясь лицом на импровизированный стол, падали набок, навзничь, раскидывая руки и хватая ими воздух, пустые кружки печально звенели, долетая до земли и соприкасаясь друг с другом. Он выпустил из пальцев свою и выхватил наган, инстинктивно предполагая, что казаки погибли от выстрелов, которых он по какой-то причине не услышал. Но никто не нападал, тишина и покой весеннего вечера были абсолютны. Какое-то время он пытался приводить в чувство то одного, то другого, тормоша, хлопая по щекам, вдувая воздух и ритмично нажимая на грудь, но постепенно понял, что все его усилия тщетны – тела начинали приобретать окоченелость. Его боевые товарищи были мертвы.

Всю ночь он неподвижно просидел у сложенного Нуртдиновым костра – нодья из толстых брёвен исправно догорела до рассвета, не отпуская взор от всполохов пламени, а над ним, в кроне старого дуба, тихо переступал на ветке большой чёрный ворон, мудро смотревший вниз. Постепенно подсознание проанализировало всё само, без участия разума, и привело его к единственному выводу – казаки были отравлены ядом, который приготовил Шляхтич, рассчитывая отравить им красноармейцев из конвоя, сопровождавшего его к месту осенней засады. А яд он выцедил из медальона Георга Фон Веттина, который теперь пуст…