— Разумеется, она их не обыскивает. Должно же существовать хоть какое-то доверие на уровне управленческого звена.
— Да. Можно ее позвать сюда?
Рейнольдс вызвал Карин, воспользовавшись устройством внутренней связи. В вельветовых ливайсах цвета хаки и клетчатой рубашке с намеком на беспорядок, вошедшая Карин смотрелась очень хорошо, а улыбка делала ее просто очаровательной.
— Вы знаете, кто эти джентльмены, Карин? — спросил Рейнольдс.
— Да, сэр. Думаю, каждый знает.
— Я думаю, мистер Маккензи хочет задать вам несколько вопросов.
— Слушаю, сэр.
— Сколько лет вы с мистером Рейнольдсом?
— Немногим более двух лет.
— А до этого?
— Я пришла сразу после школы секретарей.
— У вас здесь ответственная и секретная работа?
Она снова улыбнулась, но в улыбке, на этот раз, сквозила некоторая неуверенность от непонимания, что стоит за этим вопросом:
— Мистер Рейнольдс считает меня своим доверенным секретарем.
— Могу я узнать, сколько вам лет?
— Двадцать два.
— Вы, должно быть, самый юный доверенный секретарь из тех, кто служит в больших корпорациях, с которыми мне приходилось иметь дело.
На этот раз она закусила губу и взглянула на Рейнольдса, который сидел, откинувшись на спинку стула и сцепив руки на шее сзади, с видом человека на отдыхе. Он улыбнулся и сказал:
— Мистер Маккензи следователь по делам о саботаже на производстве. Он должен выполнять свою работу, задавать вопросы — часть его работы. Я знаю, что он сейчас высказал утверждение, а не задал вопрос, но это одно из тех утверждений, которые нуждаются в комментариях.
Она повернулась к Маккензи, ее длинные каштановые волосы качнулись тяжелой волной.