— Если хотите, я могу рассказать. Без ненужных подробностей.

Я рассказал — опустив детали наших взаимоотношений с Самирой и подробности вызова «спецназа» лифтеров. Нинель Кирилловна слушала с вниманием, сильно изменившись в лице, когда я перешел к самой захватывающей части. Я сначала не понял, почему она так отреагировала на эпизод с крушением геликоптера. Потом дошло — она, как и другие мои знакомые и близкие, видела об этом в новостях. И, подозреваю, этот момент мог еë травмировать.

Но без каверзных вопросов тоже не обошлось.

— Мы говорили про ревность. Я правильно понимаю, что вы отправились в поездку со своей любовницей с работы?

— Не совсем.

— То есть любовницей она стала именно там?

Пришлось вздохнуть и нахмуриться. Перевести тему было достаточно сложно.

— Нинель… Кирилловна, когда человек оказывается в тюрьме, причём, в одиночке, причём, в бункере у японцев-извращенцев…

Она потупила взгляд, почувствовав, что перегнула палку.

— Извини…те, Эльдар Матвеевич. Не мне судить, что вы в тот момент испытывали. Я не хотела вызвать, как там говорится, травмирующих воспоминаний.

— Это было следствием одиночества и необходимости в эмоциональной поддержке. Мы общались через стенку, если это имеет значение.

— А после? Когда освободились?

— А когда освободились — впереди ещё был трудный путь домой.

— Вы меня почти убедили, что это было лишь случайной интрижкой. А те «сексуальные эксперименты», которым вас подвергали… Как это происходило?

— В специальной комнате. С огромной кроватью.

— То есть вас прямо-таки вынуждали спать с ними? Чисто механическое действие?

— Нет, чисто-механическое действие не получилось бы. Для высокого уровня сенситивности у ребёнка требуется изображать эмоции, делать всё по-настоящему.

— То есть вы совершали насилие?

— Ни разу. Скорее, некоторые из них совершали насилие надо мной нецелованным.

Взгляд снова стал игривым.