На следующей картинке сюжет был схожим, только идущего через толпу сложно было назвать человеком. Четыре глаза, чешуя на коже с легким отливом, длинные когти на пальцах, выступающие клыки.
«Первый трансгенный христианин.
Дух свободы сломил диктатуру тела. Разум, обусловленный природой, сменился природой, обусловленной разумом. Покинув бесконечную цепь эволюции, человек перешел в пространство свободного творчества. Этим он вносит новую мелодию в бесконечную симфонию божественного созидания, всецело раскрывая в себе искру Творца».
Женя с любопытством перешла к следующей фреске. И вновь толпа, и вновь кто-то следует через нее. Простой мужчина, в брюках и рубахе. Никакого металла, никаких выдающихся частей или биологических имплантов.
«Первый искусственный человек, принимающий христианство.
Природный регламент, творящий человеческих существ, утратил свою уникальность. Любая часть мира, претендующая на статус человека, обретает душу и искру Творца Мира, минуя базовый божественный сценарий».
Следующая фреска и схожий сюжет. Но теперь через толпу двигался робот. Восемь конечностей, шарообразное тело, утыканное сенсорами, массивный элемент питания, напоминающий брюшко насекомого. Девушке показалось или теперь выражение лица священника было самую малость ошарашенным?
«Первый робот, принимающий христианство.
Разум не существует в границах познанного. Рост ойкумены вынуждает разум ищущий уходить за пределы бытия. Обретя трансцендентное обоснование, разум окончательно освобождается от диктата форм, и в этом обосновании он находит то самое зерно божественного, обретя любовь и желание созидать, присущее самой материи более, нежели отдельному, пусть и совершенному виду».
Женя, уже не на шутку заинтригованная переходит к следующему участку стены. На нем изображен силуэт человеческой головы, в которой можно увидеть окруженный высокими деревьями небольшой, но очень красивый храм.
«Храм, возведенный внутри разума.
Локальность созидания обусловлена местом расположения органов чувств. Расширяя площадь соприкосновения с миром, увеличивается сфера субъективного и теряется пространство индивидуального. Если для мыслящего стерлась граница между внутренним и внешним, так она стирается и для Божественного, и нет разницы, где воздвигнуто место поклонения, если молитва, из него исходящая – истова».
До схода с аллеи остается буквально пару фресок. Девушка подходит к предпоследней.
На ней изображен все тот же храм. Но на амвоне (место с которого читают проповеди) стоит черный цилиндр, мигающий диодами.
«Первый робот-священник.
Мир несет в себе отпечаток Бога.
Изречения священника несут в себе отпечаток истины.
Колебание воздуха есть равноценное воплощение сути веры, даже если ему предшествовали колебания электромагнитные в недрах электронного разума».
Последняя фреска, на первый взгляд, была пуста. Млечный путь, висящий над пустой дорогой, что словно сливается с горизонтом, уходя в бесконечное небо. Но на этом пути не было странников, лишь следы.
«Отрицание постулата конечности бытия земного.