— Узнай, — приказал Черненко. — Возможно, этот кто-то имеет доступ к информации о военных действиях, которая нам пригодится.

— По моим наблюдениям, — Элизабит положила одну пухлую ножку на другую и уронила на землю голографическую туфельку, — корпорации прибирают к рукам довольно медленно. Инвестор, пока не установленный, приобретает акции небольшими порциями и делает все, чтобы замести следы.

Он некоторое время обдумывал полученную информацию.

— За последнее время появлялись новые корпорации?

— Двадцать четыре, — доложила Элизабит.

— Может быть, какая-то из них разрастается особенно быстро?

— По имеющимся у меня данным, я этого не обнаружила. — Элизабит положила блокнот и карандаш на камни и чуть подалась вперед. — Я хочу исследовать более подробно, — доверительно сообщила она.

Черненко улыбнулся. Восхитительная голограмма в изящном голографическом платье демонстрировала свои прелести с ненавязчивой откровенностью. Гнев его улетучился.

— Займись этим, — сказал он.

— Какие еще будут приказания? — вкрадчивым полушепотом спросила она.

Черненко разглядывал ее потеплевшими серебристо-светлыми глазами.

— Так. Убедитесь, что мои корпоративные приобретения, касающиеся Земли, заморожены. Я не хочу никаких продаж моих акций. Убедитесь, что контроль над моим имуществом остается в моих руках. Если необходимо, докупайте акции до уровня контрольных пакетов. И еще… Нужно тренироваться, Элизабит. Ты прибавила в весе.

Контуры голограммы окутались радужным мерцанием — и фигура Элизабит стала заметно стройнее, не утратив при этом, ни грана привлекательности.

— Я поняла, — послушно ответила она.

Программу, рассчитанную на выполнение малейших капризов Черненко, можно было назвать компьютерным эквивалентом генных творений Аделы. Разница, конечно, была — достоинства Элизабит могли удовлетворить только любителя созерцания. И тем не менее это была великолепная программа для удовольствий. Ее бежевое платье разлетелось искрами, оставив красотку в крошечном белом бикини. Она подняла постройневшую ножку, собираясь коснуться ею воды. Движение напоминало плавностью морского котика в воде. Элизабит полуотвернулась от Черненко, глядя на него через плечо влекущим взором.

— Вперед — за работу, маленькая негодница, — сказал он.

Несмотря на внешнюю грубость слов, в голосе его звучала нежность. Ему нравилась женская красота, но нигде он не мог найти женщины с такими реакциями, как у Элизабит. Она не уставала радовать и удивлять его, никогда не нарушая при этом его воли.

— Как ты пожелаешь, — нерешительно произнесла она.

— Всегда помни об этом, Элизабит, — сказал Черненко. — Как я пожелаю!

— Разве я могу забыть? — Ее пухлые розовые губы, казалось, целовали каждое слово. — Я ведь такая, какой ты меня запрограммировал.