— Именно тот случай, — проворчал он, — когда два глаза лучше, чем тысяча сенсоров.

Глядя в прицел, он провел перекрестие по розовым клубам облака.

Голос Маракеша прозвучал в кабине так гулко, как будто попал сюда только из люка.

— Огонь по визуальным данным.

— Понял вас, — отозвался Каф, касаясь большими пальцами пусковых кнопок на рукоятках.

Астронавигаторский мостик молчал, венерианцы, затаив дыхание, ожидали новой атаки РАМ.

— Вот они, — Кетус знал, что Каф не сможет увидеть кораблей, пока они не окажутся перед самым носом «Пеннанта».

— Отметка восемь—пять, сближение. Уничтожить пыль.

Слой пыли становился тоньше — линейные корабли прекратили поддерживать ее движение, и в объективе прицела повисло бездонное чистое пространство. Перекрестие отсвечивало розовым на фоне тьмы.

— Идут, — повторил Кетус.

Каф поднял лазер, нажимая большими пальцами на гашетки. Красный луч перерезал поле зрение прицела. Он выстрелил, но с небольшим опозданием. Довернув прицел лазера, он снова выстрелил, сильно нажав пальцами на гашетки. Идеально прямой поток лазерных импульсов перерезал путь кораблям Кейна. Ведущий снова ушел из-под удара, но несколько других оказались не настолько везучими. Корабли двигались так быстро, что мощный луч лазера-носителя мог их коснуться разве что на долю секунды. Однако и этого хватило, чтобы сжечь три корабля из прикрытия «Крайта». Сам «Крайт» ушел, выполнив крутой вираж в сторону открытого Космоса.

— Считаю очки, — прокомментировал Маракеш. — Три!

— За всех, кого убил я? — отозвался Кейн. В голосе его слышался оттенок злорадства.

— Венера еще отплатит тебе полностью.

— Во имя Веры, — произнес Кейн. — Они называют меня убийцей, но в конечном счете я честнее их. Я не прячу темную сторону своей натуры за ширмой религии. И это дает мне преимущество. Ты никогда не возьмешь верх надо мной, Маракеш, запомни это! Знай, скольких бы «неверных» ты ни уничтожил — я останусь. И в твой последний день я еще посмеюсь над тобой — над убийцей, который верит, что убивает во имя святой цели!

Слова Кейна затихли.

Маракеш вовсе не был тупым фанатиком. Он был воином, хорошим профессионалом, которого воспитывали в традициях венерианской религии и философии. Мир, как он понимал его, был жесток. Он жил в этом мире. Он давно уже распрощался с укорами к самому себе, но то, как его культура включала в себя войну, было фактом, не перестававшим его тревожить. И Кейн бросил ему в лицо обвинение.

— Ты не переубедишь меня, Кейн, — гневно ответил он.

— Не стоит и стараться, — парировал Кейн, уводя свой корабль в пространство. Остальные «Крайты» следовали за ним, словно свора щенков.

— Ты паразит, Кейн. Человек, который убивает за плату, и не более того.