То, что у него мелькали мысли об этом, не означало, что он так собирается поступить.

— Отлично. Точнее, не очень. То, что я расскажу, тебе не понравится. Может, и вовсе не сможешь возродиться. Уверен, что хочешь слушать?

— Насколько это важно? — напрягся мужчина.

— Я тут узнал, что нас всех ждет после игр.

— Тогда слушаю...

***

Обратно в город Матвей возвращался в подавленном состоянии. Которое нельзя было показывать другим. С чем помогали следы прошедших битв. Хорошо ещё, Дмитрий и Александр в бою пали. Те хорошо знали старого друга и смогли бы его раскусить. Да и банально потребовать ответов, о чем он там с Драком общался.

В рассказанное не хотелось верить.

Вот прям совсем.

Сжать зубы, зажмуриться покрепче и сделать вид, что этого нет.

Матвей, как лидер, прекрасно знал, что подобное состояние проскальзывает, если не у всех ороборгцев, то у подавляющего большинства точно. У кого-то чаще, у кого-то реже.

Никто не хотел думать о том, что их ждёт дальше.

Проще было подчиниться, играть по правилам и надеяться выжить.

Вот эта надежда и была самым опасным, о чем рассказал Драк. В том смысле, что он поведал те вещи, которые рубили надежду на корню.

Боги не возвращают победителей обратно на землю. Они их превращают в нежить и выкидывают за игровое воле, чтобы применить в следующий раз, дабы игра не застаивалась. Эта участь обесценивала все те усилия, которые они прикладывали.

Ради чего бороться? Чтобы превратиться в мертвеца на службе?

Если рассказать об этом всем, то моральный дух будет уничтожен. Если не рассказать... Ну, в лучшем случае они поиграют в игру богов ещё несколько дней, и на этом всё закончится.

В контексте такой перспективы неведение выглядело лучше.

На эту мысль Матвей горько усмехнулся. Драк рассказал про всё. Почему убили Еву, как он её нашёл, что узнал от остальных. Если боги за ними следят, а это было точно так, скорее всего, его тоже убьют. Значит, и париться смысла нет. Надо бы оставить какое-то послание, чтобы предупредить остальных в этом случае. Хотя их тоже убьют.

Впрочем, какая разница-то теперь.