– Привет.

Она смотрела на так и не ставшего ее мужем Кебу и удивлялась. Была уверена, что он прозябает на скромной учительской зарплате, одет в дешевый китайский спортивный костюм, голодный, небритый, сексуально неудовлетворенный – разве ж рохля Маринка обеспечит ему то, что может дать ему только Оленька?

Вместо ожидаемого полу-бомжа перед нею стоял импозантный мужчина в далеко не спортивном, и уж совсем не китайском костюме, гладко выбритый, хорошо откормленный. «Но по-прежнему самец», – профессионально оценила она.

Эх, напрасно она времени на марафет пожалела. Ей бы перед ним во всей красе предстать. А она бледная, как спирохета. Что ж, придется играть тем, что есть. Если нельзя сиять неземной красотой – придется давить на жалость.

Пять лет прошло, а она ни капли не изменилась.

Нет, неправда. Не повзрослела ни на день – это да. Но изменилась здорово.

Куда делись голубые наивные глазки с ресницами-опахалами? Розовые перламутровые губки-бантики, которые в минуты лжи складывались в трубочку?

Вместо них – серые потухшие глаза неуверенной в себе несчастной женщины. Уголки бесцветных губ скорбно опустились. Несчастный скорбящий ребенок. Кого ты оплакиваешь, дитя?

Сердце неожиданно защемило. Могла ли эта девочка вытворять те мерзости, о которых рассказал ему Бубнов?

– Как живешь, Оленька?

– Лучше всех!

Она старалась выглядеть довольной: дескать, я без тебя не пропала. Наивно задирала кверху носик, неискренне улыбалась. А в глазах – все та же вселенская тоска. И Гене стало стыдно, что он задал такой нехитрый, в общем-то, вопрос, на который она не может ответить ему откровенно.

– Замужем?

Теперь она улыбалась еще фальшивее – у Гены мурашки по коже пробежали от ее взгляда.

– Ты бросил меня, Кеба. Кто же на мне теперь женится?

Неожиданно улыбка исчезла, и Ольга показалась настоящей:

– Да и не нужен мне никто. Мне один нужен был, но он женился на моей лучшей подруге. Меня предали оба – и любимый, и подруга. Я слышала, дочка у вас? Поздравляю.

– Спасибо.

Поздравила вроде искренне, но в голосе такая боль, что Кебе стало стыдно за их с Маринкой счастье. Они вместе, у них Светка, а Ольга – одна, всеми покинутая, неприкаянная.

Пытаясь сбросить оковы жалости, перевел разговор в нейтральное русло: