Я показал им справку. Никаких сантиментов типа “освобожден ввиду отсутствия состава преступления”. Просто: “Настоящим подтверждается, что гражданин Адольф Гитлер с 3 марта 1938 года более не находится в распоряжении Государственной Службы Безопасности”. Умели они нагонять туманный ужас такими вот мелкими штришками.

“Вы знаете, в квартире нет воды”, – сказал я. “Что? Вы уже были в квартире? – строго сказала старшая. – Надо было прийти к нам, мы бы позвонили в полицию безопасности, и все втроем – полицейский, я и вы – мы бы распечатали квартиру. Таковы правила!” – “И что теперь?” – “Теперь уже делать нечего! – младшая смотрела на меня глазками-звездочками: кукольные голубые кружочки посреди растопыренных ресничек. – Придется вас простить. Распишитесь вот тут. И вот тут. Вот корешок квитанции, это вам. А вы правда архитектор из Вены?” Откуда она это знает? Да очень просто, увидела в договоре найма, вот он перед ней. “Правда, барышня, правда” – “Ой, как приятно, когда тебя называют барышней! Это так по-венски, так по-австрийски, просто прелесть! А то мы тут все товарищи, товарищи, товарищи! Правда, товарищ Браун?”

Товарищ Браун потрогала своего золоченого попугая на лацкане и промолчала.

Смешно, что у нее тоже была фамилия Браун, как у моей квартирной хозяйки в Вене. У той, которую я неизвестно почему вспоминал, валяясь на койке в одиночке.

Конечно, они были совсем не похожи. Хотя “моя”, так сказать, госпожа Браун – моя квартирная хозяйка – сейчас, наверное, выглядит не лучше. Двадцать пять лет прошло. Четверть века. Страшно подумать. Совсем старуха, наверное. Хотя я за четверть века вроде бы особенно не изменился. Бедные женщины.

“И у меня фамилия Браун!” – сказала младшая.

Хорошо еще, что не Мюллер, подумал я.

“А архитектором стать трудно?”

“Нет, нетрудно. Даже очень легко, дорогая барышня!” – “Ах, не может быть! Неправда! Зачем вы надо мной смеетесь?” – “Ничуть, дорогая барышня! Готов вам это доказать, вот прямо сегодня, сейчас же. Ваш рабочий день заканчивается через три минуты. Приглашаю вас посетить мое холостое убежище. Я вам все объясню про архитектуру. Клянусь, вам очень понравится. У меня скромно, но уютно”. “Что?! Как вам не стыдно! – она топнула ножкой и тряхнула челкой. – Я замужем! У меня двое детей!” “Зачем же вы позволили называть себя барышней? – засмеялся я. – Сразу бы сказали: я замужняя женщина, а вовсе не барышня”.

Она наморщила нос и отвернулась. Старшая товарищ Браун сурово на нее посмотрела – на нее, а не на меня, вот что особенно смешно.

Я раскланялся с обеими товарищами Браун и вышел.

Послезавтра, когда я уже совсем собрался уезжать, я в последний раз зашел в квартирное бюро. Ключи-то надо было отдать.

Там была только младшая товарищ Браун.

Она протянула мне руку жестом принцессы.

Я склонился и прикоснулся губами к ее пальчикам.

“Вы, конечно, понимаете, – сказала она, – что я подняла крик только из-за этой ведьмы Браун”. “Догадываюсь, барышня. Вернее, госпожа, вернее, товарищ Браун-младшая”. Она засмеялась и заплюскала ресницами. Видно было, что она знает про свои глазки-звездочки и использует их на все сто процентов. “Но вы, конечно, тоже вели себя рискованно. Как можно предлагать такое незнакомой женщине! Да еще в присутствии этой злобной старухи Браун! – она стукнула кулачком по столу и перевела дух. – Нет, нет, конечно, даже если бы этой ведьмы Браун не было, я бы все равно не пошла с вами. Я не пошла бы вот так сразу в вашу квартиру, еще чего…” – она сделала паузу и посмотрела на меня со всей возможной синеглазостью. Я отвел взгляд и опустил голову. “Но, – сказала она, – но мы с вами могли бы просто зайти в кафе, потом пройтись немного, просто пройтись…” – “У вас же двое детей”. – “Они в детском саду на пятидневке”. – “Вы же замужем”. – “Муж у меня постоянно в командировке, постоянно”. Она чуть не плакала, странное дело.

Мне на секунду захотелось погладить ее по голове и сказать какую-то глупость вроде “ничего, ничего”. Или даже пригласить ее в кафе. А потом к себе. Я был уверен, что она бы пошла со мной. Но захотелось только на секунду. А квартира была уже заперта, и с кровати содраны простынки. Я их просто выбросил, они были совсем ветхие. Я сказал: “Я принес ключи, я уезжаю”. – “В Вену?” – “В Вену”. – “А где ваш чемодан?” – “У меня нет чемодана. Вот, у меня портфель, это все. А свои книги я отослал по почте, посылкой”. – “У вас есть квартира в Вене?” – “Нет”. – “Куда же вы послали посылку?” – “До востребования, разумеется”. – “Ах, да, конечно…” – она задумалась, запихивая мои – уже бывшие мои – ключи в конверт, надписывая на конверте дату – 5 марта 1938 года, – укладывая конверт в деревянную ячейку, запирая шкаф. Потом сказала: “Напишите мне письмо до востребования. Или открытку. Центральный почтамт, до востребования, меня зовут Ева. Ева Браун”. – “Хорошо. До свидания”. – “До свидания, господин Гитлер!”

Какие глупые и несчастные люди. Особенно женщины.

Их всех очень жалко.

Но всем глупым и несчастным людям не станешь писать до востребования.