Семь.
Богиня, как обычно, была благосклонна ко мне: искать Армана не пришлось. Он стоял метрах в двадцати, прямо напротив шатра, словно все время ждал моего появления, и беседовал с грузным мужчиной, чей светлый балахон означал, должно быть, его принадлежность к культу Богини.
Шесть.
Они стояли на дорожке, проложенной двумя рядами леомаров от шатра до небольшого круглого возвышения за спиной Армана. Ступени и сам помост были усеяны леомарами. Не знаю, со всего лагеря их притащили, что ли, но в подступающих лиловых сумерках смотрелась импровизированная площадка под королевскую свадьбу очень празднично и нарядно. Даже романтично, не побоюсь этого слова.
Пять.
При виде меня собеседники перестали обсуждать предположительно предстоящую церемонию. Жрец почтительно поклонился.
Четыре.
Арман мягко и удивительно нежно улыбнулся. Несмотря на довольно яркие огни леомаров, я скорее угадала это, чем отчетливо увидела.
Три.
Пылко прижала сложенные пальцы к губам и, развернув к королю ладошку, послала жениху продолжительный воздушный поцелуй.
Два.
Что-то насторожило мужчину: то ли нетипичный для меня сентиментальный жест, то ли сработала интуиция мага, но Арман резко переменился в лице, нахмурился и, сделав знак собеседнику обождать, быстро шагнул к шатру.
Один.
Последнее, что я увидела, роняя полог, это как Арман дейр Рутгард-Вольденбрехт-Брайд, правитель Кальдастории и мой жених, сорвался на недостойный монарха бег.
Ой мамочки! Мамочки, что же это?! Зрение какое-то странное и ощущения… И вообще от перехода и шока меня сильно качнуло, и я попыталась сохранить равновесие, заполошно размахивая крыльями и судорожно скользя когтями по заледеневшему суку. Мамочки, к-к-какие крылья? Какие когти?! Кто я? Что я? Где я?! Недоверчиво подняла одну лапку повыше, сосредоточенно рассматривая и усиленно моргая, и от ударившей в голову паники вкупе с утерянным балансом безвольной тушкой стремительно рухнула вниз, царапая когтями и ломая ветки, теряя белые стеклянные перья.
Часть вторая
Ледяной мир
Думала – убьюсь, но на землю мягко приземлилась уже на четыре лапы. Вернее, провалилась в снег и потерянно повертелась на месте. В нос ударила волна разнообразных запахов, даря всю прелесть звериного обоняния и довершая мою полную дезориентацию. Как так получилось, откуда лапы взялись? И этот черный подвижный нос? А главное – ой мамочки! – у меня что, теперь хвост? Еще покрутилась вокруг своей оси. Хвост, у меня хвост! Нет, красивый, конечно, даже роскошный, и цвета безукоризненно белого, но – хвост! Мы так не договаривались! Какой может быть хвост в отпуске?! Разоралась бы, если б могла, а так только что-то возмущенно тявкнула. Выругалась по-животному (предположительно – по-лисьи) и тут же уши прижала, потому что услышала отчетливый шорох и загадочный хруст.
Едва на задние лапы не присела, видно, инстинкты так сработали, и, поспешно засунув шокированно взвизгнувшее сознание как можно дальше, быстренько огляделась, оценивая обстановку. Ох ты мама моя! Фиговая была обстановка. Зимний лес ночью. Конкретный такой иномирный лес. Конкретная такая, пробирающая до костей даже в лисьей шубке зима. И конкретная такая ночь. Слов нет, одни выражения! Из освещения – россыпь каких-то местных ночных небесных светил, особо ничего не рассмотришь, даже с острым лисьим зрением, но вот подозрительное шевеление ветвей у голого соседнего кустарника незамеченным мною не осталось.
Хм. Покосилась настороженно, сильно надеясь, что померещилось.