19

Мериам и Адам сидели в разломе обнявшись. Она почти лежала на нем, позволив ему обнимать ее и поддерживать. Раньше ее всегда заботило, как подобное выглядит со стороны и не подорвет ли это субординацию, которую она установила. Но теперь это не имело значения. Даже без учета бури и обрушившегося на них ужаса, существовал еще рак. Он укоренился в ней задолго до того, как холод стал проникать в ее кости. Изнеможение действовало на нее, как песня сирены, заманивая в темное забытье. Но забытье означало капитуляцию, а капитуляция – это смерть.

Им нельзя было рассиживаться. Она это хорошо понимала. Они не будут чрезмерно страдать от воздействия холода только до тех пор, пока хорошо утеплены и двигаются. Получить обморожение здесь вполне реально, но если они возьмут приличный темп и смогут спуститься с горы в течение нескольких часов после наступления ночи, то ничего плохого с ними не случится. По ее расчетам, до Второго Лагеря оставалось меньше часа, а до Первого примерно вдвое больше – но только при условии, если буря внизу окажется слабее, чем здесь. По крайней мере, она на это рассчитывала.

«Ты сможешь справиться», – говорила она себе.

Но, растянувшись на Адаме, Мериам подумала, что, может быть, она себе врет.

Выжившие сгрудились вокруг них. Теперь она думала об оставшихся именно так: выжившие. Оливьери, мистер Авчи, Белинда и еще один студент, которого Мериам знала плохо. Хакан – этот чертов Хакан – и другой проводник, какой-то его двоюродный брат или племянник. А также маленькая команда Уокера. Почему-то они все выжили – эта троица, состоящая из Уокера, Ким Сон и отца Корнелиуса. Разумеется, она не желала им смерти, но не могла не испытывать ревности, увидев их всех вместе – после того, как погиб Фейиз.

Кроме того, осталась Каллиопа со своей камерой. Мериам не знала, какое чувство испытывает к ней сильнее – восхищение или желание убить. Может, и то и другое. Она трахалась с ее женихом. Но, черт возьми, она умела и работать. Мериам понимала, что, скорее всего, дело здесь не в умении работать. Может, причина заключалась в том, что взгляд на ужас через объектив позволял немного абстрагироваться от него. Возможно, Каллиопа чувствовала себя безопаснее на дистанции, которую, как ей казалось, обеспечивала камера? Мериам знала, что это ложная дистанция и ложная защита, но какую бы ненависть она ни испытывала сейчас к Каллиопе, отнимать у нее эту иллюзию она не хотела. Она и сама сейчас отдала бы что угодно за эту небольшую дистанцию, за эту крохотную надежду на безопасность.

– Хакан, – сказала она, откашлявшись и собрав в кулак остатки сил, – сколько еще осталось до высоты, с которой мы сможем идти пешком, а не карабкаться?

Похлопав ладонями, чтобы разогнать кровь, Хакан приподнялся и заглянул за хребет с целью сориентироваться. Если он испытывал гнев или горе, то тщательно это скрывал.

– Десять минут, если ускоримся, – ответил Хакан. – Максимум пятнадцать. Это уже недалеко. Но даже там надо тщательно соблюдать осторожность. Используйте треккинговые палки, если они есть.