В книге рассказывается о жизни и деятельности А.А. Аракчеева, государственного и военного деятеля, о котором еще при жизни ходили легенды. Имя этого сановника вошло в историю как символ самой мрачной реакции и жесточайшего гнета. Истинный поборник самодержавия, ревностный проводник политики Александра I, он всегда стоял особняком, вызывал неприязнь и страх у придворных министров, откровенно презирал условности светского общества. Расположение царя к Аракчееву и вера в него озадачивали современников и ставили в тупик историков.
Автор использует богатый архивный материал, исторические документы, переписку и воспоминания современников.
1.0 – создание файла – shum29
Майкл Дженкинс
Аракчеев. Реформатор-реакционер
Введение
Считается, что за все время правления династии Романовых ни один человек в России в первой четверти XIX в. – во время царствования императора Александра I – не обладал такой властью, как граф Алексей Андреевич Аракчеев. Иностранцы видели в нем верховного визиря империи, а по мнению русских, он имел статус вице-императора, если не больше того. И для всех он был истинным символом самодержавия.
Уже при жизни Аракчеев стал в России легендой. Некоторые качества его характера одновременно и завораживали, и отталкивали его современников, многие рассказывали порой почти апокрифические истории о его суровости и жестокости. Суждения тех, кто непосредственно общался с ним, зачастую были не менее категоричными. «Это был человек, – писал один из его адъютантов, – который, по-моему, настолько запятнал имя гражданина, отца, брата и друга, что стал недостойнее всех тех недостойных людей, о которых мы знали из истории, но он ее никогда не читал». Священник, служивший недолгое время в церкви в имении Аракчеева Грузино, заметил, что «его имя должно быть написано не чернилами, а кровью». В отдельных крестьянских общинах его считали людоедом.
Приговор историков не был более благосклонным. «При одном лишь упоминании его имени тысячи наших предков в ужасе дрожали и крестились», – заметил в конце прошлого века русский историк А.А. Кизеветтер, а профессор А.Г. Мазур в своей книге «Первая русская революция», опубликованной в 1937 г., пишет, что «в истории XIX в. имя Аракчеева является символом самой мрачной реакции и жесточайшего гнета… Бестактный, нетерпимый и неспособный к состраданию, он вызывал у народа больше ненависти, чем любой государственный деятель его времени».
Впрочем, во всем, что имело отношение к его репутации, Аракчеев был своим злейшим врагом. Он никогда не шел на компромиссы, чтобы приобрести друга. За одним-единственным исключением, он никогда не присоединялся к какой-либо группе или клике и не стремился окружить себя сторонниками. Он стоял особняком, вызывая неприязнь и страх у придворных и министров, которых он лишил влияния, высмеиваемый светским обществом, условности которого он откровенно презирал. Он умышленно побуждал людей думать о себе как о человеке некультурном, придирчивом и бессердечном. Он начал свою карьеру как кадет Санкт-Петербургского артиллерийского корпуса, где, как сказал Аракчеев, мальчикам внушали «страх перед Богом и страх перед кнутом». Своих первых успехов он достиг благодаря способности установить железную дисциплину среди офицеров и других подчиненных. Какую бы тактику он ни выбирал впоследствии для достижения своей цели, он всегда полагал, что люди будут ему повиноваться, по крайней мере из страха, и всячески поддерживал это чувство. Он не питал иллюзий относительно своей популярности. «Я был удачлив в жизни, но мои товарищи не жаловали меня своею привязанностью. В годы моей службы меня никогда не любили, потому что я требовал дисциплины», – писал он другу. Но пока Аракчеев пользовался расположением императора, он был готов философски относиться к мнению прочих.
Карьера Аракчеева строилась на его отношениях с императором Александром I. Расположение императора к Аракчееву и вера в него озадачивали современников и ставили в тупик историков. Генерал Михайловский-Данилевский, военный историк, очевидец многих кампаний Александра, выражает мнение многих, когда задается вопросом, как могло случиться, что «без блестящих достижений, не будучи от природы одаренным, не обученный ничему, кроме русского языка и математики, не обладая даже обаянием, которое иногда невольно привлекает людей, Аракчеев, один из пятидесяти миллионов подданных императора, смог завоевать беспредельное доверие царя, высокообразованного, обладавшего прекрасными манерами, главными качествами которого были скрытность и проницательность».
На вопрос, поставленный таким образом, трудно ответить, ибо подобная постановка вопроса неверна. Александр, несмотря на свою репутацию либерала, когда взошел на трон, доказал, что во многих отношениях он такой же деспот, как и его отец, император Павел, хотя и более привлекателен и удачлив. Александр нуждался в сильном и беззаветно преданном ему человеке, чтобы осуществлять политику, которая, как он знал, была непопулярной в России; самым красноречивым подтверждением тому стало создание военных поселений. Проект размещения русской армии на земле в закрытых общинах, где солдаты должны были научиться искусству земледелия, а крестьяне – превратиться в солдат, был поручен Аракчееву. Император знал, что к его плану во всех слоях российского общества относятся настороженно, а в Генеральном штабе – с явной враждебностью, но он дал карт-бланш Аракчееву, и результаты оказались замечательными. Более того, во время царствования Александра было несколько кризисных моментов, когда он чувствовал себя в безопасности только с человеком, безоговорочно преданным ему. Он был обаятельным и интеллигентным монархом, которого вознесла на трон волна энтузиазма; его уважали и за политическую деятельность, и за личные качества, но несколько раз за время своего правления он вызывал сильную неприязнь в обществе. Так было после Тильзитского соглашения, когда русским показалось, что он продался Наполеону; в самый драматический момент войны 1812 года, когда горела Москва; и, наконец, в самом конце своей жизни, когда некоторые молодые офицеры замышляли его убийство. Кое-кто утверждал, что Александр преднамеренно использовал Аракчеева, чтобы возложить на него ответственность за непопулярные политические действия, хотя это была целиком инициатива императора. Естественно, Александр ценил, что рядом с ним находится человек, который никогда не выступит против него и в исполнительности которого можно быть уверенным.
Беззаветная преданность императору была главной чертой характера Аракчеева и его наиболее привлекательным качеством. Когда император Павел в 1796 г. унаследовал трон и привез с собой в Санкт-Петербург молодого и, в сущности, никому не известного артиллерийского офицера, Аракчеев показал, что он небесполезен. Впоследствии он блестяще выполнял любые поручения Александра. Он превратил русскую артиллерию из самого запущенного рода войск в мощную силу, давшую отпор Наполеону. Как военный министр, он руководил по приказу императора кампанией в Финляндии, когда русские генералы посчитали предложенную стратегию несостоятельной и бездействовали. Во время войны с Наполеоном он был рядом с Александром и как его советник, и как друг. Во время второй половины его царствования Аракчеев, преодолевая невероятные препятствия, организовывал военные поселения. Выполняя эти поручения, Аракчеев все более завоевывал доверие императора, в конце концов Александр стал привлекать его к решению всех государственных дел. Все решения Совета министров, перед тем как представить императору, попадали к Аракчееву. Во время многочисленных поездок Александра за границу начиная с 1815 г. и до конца его царствования страной управлял Аракчеев. Человеку в его положении трудно было не стать объектом зависти и подозрений.
Но, получив огромную власть, Аракчеев не спешил ею воспользоваться. Даже перед самым концом царствования Александра он постоянно повторял, что его единственной официальной обязанностью было создание военных поселений. Он не пытался склонить императора на ту или иную сторону, когда речь шла о государственной политике. Это верно, что он ревностно оберегал свое положение и был способен на бесчестные поступки, чтобы удержать на расстоянии или принизить своих потенциальных соперников. Кроме того, он не стремился к власти, чтобы реализовать какие-либо собственные политические или идеологические замыслы, поскольку не имел их. Он считал правительство исполнительным органом. Его единственной целью было служить императору и другу по мере сил и способностей.
Слово «аракчеевщина» нередко используют как синоним реакции и гнета, которые начались в последний период правления Александра. Хотя это время было для русского общества весьма напряженным, нельзя винить во всем Аракчеева. Так, не он был ответствен за позорную «чистку» университетов; он был слишком недалек, чтобы увидеть ту опасность, которую представляли для существовавшего режима тайные общества, возникшие в Санкт-Петербурге и на юге России в течение последних лет жизни императора. Александр не решился применить репрессивные меры против молодых офицеров, которые к тому времени глубоко в нем разочаровались, и Аракчеев не убедил его сделать это.
Более тщательное изучение деятельности Аракчеева в какой-то мере поможет разрушить образ «главного угнетателя». Правда, его методы руководства действительно были суровыми, зачастую даже жестокими; он без колебаний говорил людям, что «сотрет их в порошок», если они не выполнят его распоряжений, и довольно часто выполнял свои угрозы. Но он не был ни садистом, получавшим удовольствие от жестоких оргий, ни тем идеологическим реакционером, каким обычно представляли его историки. В конце XVIII – начале XIX в. небольшая часть представителей российской правящей верхушки находилась под сильным влиянием прусского образа жизни и мыслей, к которому остальные русские люди зачастую питали глубочайшую антипатию. Эта «прусская» идеология сильно повлияла на взгляды Аракчеева.
Петр Великий первым стал назначать советников-иностранцев, особенно немцев, на важные государственные посты, и его преемники последовали его примеру. На сына Екатерины Павла большое впечатление произвел Фридрих Великий, и, как великий князь, он основал по прусскому образцу собственную маленькую армию в своем имении в Гатчине, под Санкт-Петербургом. Годы, проведенные Аракчеевым в Гатчине, не прошли для него бесследно. Именно там воля и дисциплина стали его главными принципами. Естественно, жесткий авторитаризм не способствовал любви к нему высокомерных русских дворян, ревниво оберегавших могущество и независимость, завоеванные ими в XVIII в., или крестьян, привыкших к бедности и лишениям, но образ жизни которых оставался консервативным, они сопротивлялись по мере сил строгой регламентации, навязываемой Аракчеевым. Но неприязнь вызывали не только грубые манеры Аракчеева, требование выполнять его распоряжения и нежелание обсуждать свои решения. Сослуживцы и подчиненные считали нерусскими его привычку к скрупулезной работе, методический порядок в его доме и имении, а также спартанский образ жизни. Побывавшие в Грузине говорили, что его дом похож на музей, сад – на кладбище, а мощеные дороги и каменные крестьянские дома в деревнях напоминали плац и казармы.
Однако именно эти качества Аракчеева и привлекали Александра. В начале своего царствования Александр демонстрировал, что он не приемлет образ жизни и стиль правления Павла, но, не отдавая себе в этом отчета, унаследовал многие качества своего отца, и со временем это становилось все более очевидным. Александр был так же нетерпим к критике, как и Павел, так же ревниво оберегал свою власть. Он был почти маниакально одержим идеей порядка и аккуратности: ничто не вызывало у него такого энтузиазма, как командование парадом. Когда император впервые посетил Грузино, его восхищению не было границ: наконец-то он встретил человека, который смог уничтожить то болото грязи и облака пыли, в которых в зависимости от времени года утопала вся империя; человека, сумевшего установить дисциплину среди крестьян; человека, который навел бы хоть какой-то порядок в разваливающейся администрации.
Но дисциплина не была ни действенным, ни желанным средством от российских болезней. События, происшедшие во время правления Александра, были так значительны, что Россия, более чем когда-либо, нуждалась в творческом и реформаторском управлении. Это было время, когда русские люди впервые за всю свою историю осознали себя как нацию. Эпопея наполеоновского вторжения с сопутствующими ей разорением, страданиями и трагедиями пробудила во всех слоях общества чувство к своей стране более сильное, чем ненависть к захватчику.
Ни в одной стране общество не было настолько раздроблено, как в России накануне войны с Наполеоном. Аристократия, поместные дворяне, купцы и крестьяне, которые только и делали, что расширяли свои привилегии или боролись за свои права в ущерб интересам государства. Действительно, придворные и аристократы, которые говорили по-французски лучше, чем по-русски, и в каждой мелочи следовали французским образцам, были похожи на некую касту иностранцев, отделенных от остальных русских людей. Но вторжение Наполеона в самое сердце России, разрушение Москвы и ожесточенные бои на русской территории наконец начали сближать разрозненное общество. Войну 1812 г. недаром называли Отечественной.
Победа русских в этой кампании дала императору уникальную возможность сплотить свой народ и поддержать такое начинание, как отмена крепостного права, которое вывело бы Россию на следующий виток развития и избавило бы от феодального строя, в котором она жила долгое время. Но Александр больше интересовался европейской политикой, чем событиями, происходившими у него дома. На протяжении последнего, переломного, десятилетия своего царствования он большую часть времени проводил в Западной Европе, в то время как центробежные силы российского общества начали заявлять о себе более решительно, чем прежде. Война увеличила недовольство положением дел в России, но в это нелегкое время Александр предпочел устраниться от решения основных проблем и доверить повседневное управление страной Аракчееву, на которого он всегда мог положиться. Единственный большой проект, за который император и Аракчеев взялись после войны, – создание военных поселений – показал, насколько оба не понимали подлинные нужды России.