Слегка покачивало, но все емкости стояли в специальных самобалансирующихся отсеках, врезанных в стол.

Я взял чайник и налил в керамические кружки чай, не доливая выше половины и показал пример, отпив из кружки и прикусив колотый сахар. Отпил ещё. Потом бросил в рот сухарик и снова отпил.

Дед, глядючи на мои ловкие манипуляции, сам сначала взял кружку, а потом осторожно лизнул сахар.

— Матерь Божья! Цукер! — Запричитал он. — Кому скажу, не поверят.

— А ты никому не говори, — рассмеялся я. — Лоцман, значит?

Я закинул в рот очередной сухарь.

— Лоцман, — сказал он, следуя моему примеру. — Матерь Божья, ситный сухарь. Это, где же так живут?

— Не везде так живут и не все, дед. Давай по делу! До Новгорода доведёшь?

Мы сговорились с дедом Лымарем о цене в один золотой, и он согласился провести в Ладогу даже джонку.

Я догадывался, что по Неве в Ладогу суда ходили.

— Вывесь на фонарный столб этот плат, — сказал мне дед, когда мы подходили к Орешку.

Он достал из сумки и протянул мне кусок белой ткани.

— То знак добрый для крепости, чтоб не пуляли зазря.

Я подозвал матроса и плат вывесили.

— А если враг такой плат вывесит? — Спросил я.

— Так… Это… Не водим мы сюда ганзу. Да и Тишка вперёд нас ушёл, упредить, что пойду и кого поведу.

— Не водишь ганзу? А меня почему повёл?

— Ты — не ганза, — сказал Лымарь.

— А кто? — Удивился я.

— Не знамо кто, но не ганза. Чо я ганзу не видел? С тех полушки лишней не возьмёшь, а с тебя я целый золотой слупил.