Теперь я лежала, перебирая в памяти лучшие моменты прошлого и смотря в сводчатый купол беседки.

Франси взяла блокнот, начиная быстро писать.

Я бы отдала сейчас все, чтобы озвучить слова раскаяния.

— Тебе не за что извиняться. — Пробормотала я, отводя взгляд от бумаги.

Снова неистовый скрежет ручки о лист.

Два месяца вы были вынуждены жить рядом с тем человеком, подчиняться ему, верить в его ложь. И в этом только моя вина. Я думала, что оберегаю вас, а на самом деле толкала к краю пропасти.

— Не драматизируй, пожалуйста. Неужели ты думаешь, что не встреться я с тобой и избежала бы знакомства с ними?

Все равно... я умоляла господина Амана оставить меня в живых только для того, чтобы я смогла перед вами извиниться. Простите, если сможете.

— Ты не сделала ничего плохого, Франси... — Я заглянула в ее серые глаза и добавила: — Но если это так важно, то я прощаю тебя. Я совершенно на тебя не сержусь. Правда.

В наступившем молчании, я слушала умиротворяющий шелест ветра в листве и клекот птиц. Непозволительно спокойно.

— Почему я здесь? У меня будут брать кровь? — Она медленно качает головой, подтверждая мои догадки. — Тогда... кто я теперь, Франси?

Она молчит, конечно, и даже ничего не пишет. Считает, что все и так очевидно?

— Они все были правы... — Вспоминаю я местную прислугу. — Как проницательно с их стороны и как недальновидно с моей. Думала, меня-то это точно не коснется. Боже, а каково тебе видеть это снова. Словно кино, которое уже смотрел, да?

В наступившей тишине Франси вновь берется за ручку.

Господин Аман не похож на своего брата.

— Что это должно значит? Что мне очень повезло?

Судя по ее взгляду, хранительница имела ввиду совсем другое.

Она начала быстро писать, после чего подняла на меня взгляд, словно раздумывая, стоит ли открывать свои мысли.