— Они уже давно банкроты. А теперь станут ими официально.
— Сукин сын!
— Это ты мне, сынок?
Хаффи метнул злобный взгляд на толстое лицо, увенчанное лысиной, и сказал:
— Да нет. Скорее этому сукину сыну в Далласе.
— Оставим это между нами, хорошо?
Хаффи вернулся в кабинет, захлопнул дверь и еще час смотрел в стену. Хренхед скоро зайдет к нему, чтобы узнать новости.
Уэс давал показания в суде в центре города. На рабочем месте оказалась Мэри-Грейс, она и ответила на звонок.
Она восхищалась Хаффи за его смелость и помощь в увеличении кредита до таких размеров, в которые никто не мог поверить, но звук его голоса всегда приводил ее в легкое беспокойство.
— Доброе утро, Том, — сказала она приятным тоном.
— Оно отнюдь не доброе, Мэри-Грейс, — начал он. — Это плохое утро, просто ужасное, одно из худших в моей жизни.
Повисла напряженная пауза.
— Я слушаю.
— Банк… Не тот банк, что вы всегда знали, а другой банк, принадлежащий людям, которых я встречал всего лишь раз и не хочу видеть впредь, решил, что больше не может ждать с выплатой. Банк, а не я, требует немедленного погашения кредита.
Мэри-Грейс издала странный горловой звук, который посторонний мог принять за ругательство, но на самом деле это вообще не было словом. Прежде всего она подумала об отце. Помимо подписей Пейтонов, единственным обеспечением займа служил участок фермерской земли в двести акров, уже много лет принадлежавший ее отцу. Участок находился близ Баумора и включал 40 акров и семейный дом. Банк определенно потребует отчуждения заложенного имущества.
— Они назвали конкретные причины, Хаффи? — спокойно спросила она.
— Никаких. Решение принималось не в Хаттисберге. Банк «Секонд стейт» продал нас самому дьяволу, попомните мое слово.
— Это какая-то бессмыслица.
— Полностью согласен.
— Вы обратите нас в банкротство, а банк ничего не получит.