Чуть позже, подхватив ботинки, я осторожно прокрался в дверь, рыскнул глазами по коридору, пока не заметил призывное движение рукой под лестницей.
— Спасибо, друг, — ссыпал я в ладошку Сашке два куска сахара и вернул ботинки.
— Обращайся, — счастливо шмыгнул парень, уносясь к себе в комнату.
Надеюсь, к утру дядька про ботинки забудет. Так и получилось — наверное, еще и потому, что ночью к нему заявилась нянечка и меня выставили на полчаса в коридор. Походив под дверью и окном и прислушиваясь к длинным стонам, поначалу подумал — пытает дядька вражину. А как встретил потом раскрасневшуюся и довольную нянечку в коридоре, сразу все понял. Сахар мой ели.
Глава 6
Одиночество и кошки
— Это Маша, она будет жить с нами! — уверенно заявил я с порога комнаты в спину распивающему чай дядьке.
— Ч-что?.. — закашлялся сосед, пролив полчашки на стол.
— Ну… не на улице же ей жить, беременная она, — привел я довод.
Чашка звонко упала на пол, дядька медленно повернулся на стуле.
— Максим! — рыкнул он, глядя на меня и Машу.
— Ч-что?
— Ремень подай.
— Не-не-не! Я все объясню! — закачал я головой и прижался спиной к некстати закрытой двери.
В руках жалобно мяукнула кошка.
— У тебя минута… — закрыл он глаза и тяжело вздохнул.
— В интернате держать кошку нельзя, а на улице они блохастые! — затараторил я. — Вот я и подумал, если взять Машку с улицы и отмыть, то ее можно за плату давать поласкать!
— Та-а-ак… — сжав кулак, протянул дядька.
— Вот. Пять минут — один стакан молока. Да! Молоко быстро портится, но из молока можно сбивать сливки! А сливки обменивать в столовой на шоколад, — быстро завершил я, поглядывая на секундную стрелку на наручных дядькиных часах. — То есть сдаем Машку, снимаем сливки — и мы в шоколаде!
Дядька грузно поднялся с места, прихватил по пути ремень и через два шага нависал надо мной.