— Доктор, можно вас на минуточку?

Врач с серым лицом и перепачканном кровью синем медицинском костюме, задумчиво посмотрел на меня.

— Доктор, с моим коллегой вчера в Москве такое же случилось. У нас директор сначала погиб, а потом ожил и на людей стал кидаться.

Во взгляде врача проскользнула искра заинтересованности. Он ухватился за мою последнюю фразу как за соломинку:

— А что вы говорите? Именно также было? Мертвые двигались?

— Да, — неуверенно начал Сеня. Он подробно рассказал, что видел и знал.

— Мы с Белгородом связались. Нам пообещали специалиста прислать.

Тем временем мы подошли под навес с покойниками и беспокойниками. Врач начал задавать Сене вопросы с какими‑то специальными терминами. Я вообще перестал понимать, о чем идет разговор. Семен соображал лучше меня. Все‑таки мама у него доктор и кандидат медицинских наук.

Закономерность отмечалась следующая: трое покойников с пробитыми головами лежали, как и положено мертвее мертвого, полностью мертвым был также электрик с проломленным виском. А вот беспокойники умирать не хотели. Раны у них были страшные, не совместимые с жизнью, так сказать. Один только Серега чего стоил, рваная дыра в груди такого размера, что туда кулак засунуть можно, хрящи и осколки ребер наружу торчат, легкие видно. Легкие не шевелятся, значит, не дышит, но водила все равно двигается.

Врачи уже перевязывали покусанных. Прями здесь же зашивали раны на затылке и шее Кочубеева. Приехали еще милиционеры. Прямо на глазах стало ухудшаться самочувствие укушенных. Потерял сознание Кочубеев. Ни нашатырь, ни ледяная вода не могли привести его в чувства.

С трассы донеслось завывание сирены. На территорию стройки влетели две милицейские десятки и Ford Mondeo. Из форда вывалились три мужичка разного возраста, одеты они были совершенно по–разному.

— Кровавая гэбня приехала, — сказал за моей спиной Перепелкин.

— Перепел, а ты откуда знаешь? — спросил я у него.

— Да я своих за километр чую. Еще ментов белгородских притащили.

Пока прибывшие милиционеры разговаривали со своими местными коллегами, трое ГБистов подошли к покойникам и беспокойникам, лежащим вод навесом. Один из них достал сотовый телефон и начал кому‑то звонить. Оставшиеся два чекиста подошли к нам.

Нет смысла предавать наш с ними разговор. В итоге нас всех загнали в главное здание терминала. Раненных и укушенных оставили в строительном городке. Нас коротко опросили и оставили в операционном зале со стойками и окошками до особого распоряжения. Всем запретили расходиться. Ни столов, ни стульев там не было. Мы расселись по подоконникам, ящикам и прочим поверхностям, к которым можно было прислонить задницу. Все, как ни странно, успокоились. Кто‑то даже пытался шутить. Сработал старый рефлекс: «Приехало начальство — пусть оно и разбирается, а наше дело маленькое. Старшие товарищи сами решат чего дальше делать».

Сквозь стеклянную дверь я увидел Перепелкина. Недолго думая, я вышел к нему. Он нахмурил брови и выпятил грудь.

— Сдуйся, Перепелкин. Сбегать не собираюсь. Сторожить поставили? — начал я разговор.

— Ага, — грустно сказал он.

— А орлы твои где?