— Неверов. В сто шестьдесят девятой, женщина, жива, без сознания, травма головы, возможно, сотрясение мозга. И с ней годовалый ребёнок, целый и невредимый.

— Сможете с ребёнком выбраться? — спрашивает старший. — Вы нам здесь нужны, точнее, ваш енот. Ждать некогда.

— Понял, выходим. А женщина что?

— Оставьте ей фонарик и записку. Бегом марш!

— Есть!

Мы с Майей переглядываемся.

— Давай я записку напишу, — вызывается она, — и догоню.

— Договорились, — киваю в ответ и подхватываю малыша.

Малыш, разумеется, поднимает вой, но ко мне на плечо запрыгивает Чарли, и малыш успокаивается, стоит еноту погладить его по головке.

— Чарли, да у тебя талант! — хвалю мелкого. — Мохнатый нянь!

Тот что-то ворчит, но я уже поднимаюсь наверх. С малышом в одной руке это тяжело, но здесь стена наклонная, выбираюсь. Бегом через весь коридор, и снова вниз, в такую же квартиру. Там меня нагоняет Майя, и на улицу мы выбираемся уже вместе.

Сразу бежим к старшему.

— Свой участок зачистили по маркерам Системы, — докладываю я. — Остальные квартиры не осматривали!

— Хорошо, тут как раз курсанты подъехали, пройдут, проверят. Эй, стойте! — окликнул он пробегающую мимо медсестричку. — Ребёнка заберите, он из…

— Сто шестьдесят девятой, — подсказываю я, передавая малыша девчонке, кажется, из медучилища.

— Хорошо, — пищит та в ответ, и куда-то убегает.

— За мной, — командует старший.

Надо хоть спросить, как зовут, а то неудобно.

Мы бежим к нижним этажам, и там действительно ад. Бетонные стены и перекрытия сложились гармошкой, чувствуется запах горелого дерева и палёного пластика. Пожарные здесь же, видимо, было возгорание. Нижние четыре или пять этажей превратились в месиво из бетона, половых досок, спрессованной мебели. И где-то там внутри люди, возможно, ещё живые.

— Кого могли вытащить — уже вытащили, — объясняет командир на бегу. — У нас тут слухачи есть, мы слышим, внизу есть живые, но добраться до них не можем. Надо разведать дорогу. Сможете? Что нужно?