— Откровенно говоря, я не знала этого. И… мне неприятно.

— Тебе до сих пор не рассказали? Ая-яй-яй! Как нехорошо-то получилось? Ну, ничего. Теперь-то в курсе. А ты и вправду шокирована?

— Как сказать? Такое чувство, будто я польстилась на яркую обертку и, не глядя, проглотила что-то очень нехорошее.

Злой огонёк, на мгновение промелькнувший во взгляде Энджела погас, как искорка на лету.

Он вновь ухмыльнулся:

— Ты злишься на меня? Приятно знать.

— Что приятного в том, когда на тебя злятся?

— Пороки людей, нам безразличных, обычно не задевают.

— Почему мне кажется, что ты просто нарочно меня провоцируешь, сгущая краски? — недоверчиво сощурилась Ирис.

— Потому что так думать тебе легче, — ответил Энджел. — Ты полагаешь, что я наговариваю на себя для того, чтобы привлечь твоё внимание? На самом деле я пытаюсь снять с себя ответственность.

— Не поняла…

— Когда ты придёшь и станешь меня упрекать в том, какой я нехороший, я смогу с чистой совестью сказать: «А я же тебя предупреждал».

— И что тебе это даст?

— Думаю, что даже у Люцифера иногда пробуждается совесть и ему нужно что-то отдать ей на съедение. И тогда такая вот показушная честность — самое оно. Ты выглядишь такой аппетитной и свежей, что отказать себе в реализации моего маленького каприза я не хочу. Но, в отличие от тебя, я наперёд знаю, что будет дальше. И от этого немного грустно.

— И что же, по-твоему, будет дальше?

Энджел улыбнулся обещающе, но в этом обещании была не столько нежность, сколько угроза.

— Я тебя съем, моя нежная красавица Фиалка. Мне, право, очень жаль. Но собственная прихоть дороже.

— А отравиться не боишься? — гневно сузила глаза Ирис.

— Фиалки не токсичные.

— Смотря с чем их приготовить.