И все же есть один. Если собаки на переднем дворе с Ангелом, значит, задний свободен. Как можно тише пробираюсь назад, снова огибаю угол дома, держась за выступ. Перелезаю на большую ветку, спускаюсь по дереву немного ниже и, спрыгнув на газон, несусь к забору. Внезапно слышу за спиной приближающийся лай и понимаю, что собаки меня услышали. Ускоряюсь. Добегаю до забора. Хватаюсь за выступы и максимально быстро взбираюсь наверх. Перебрасывая ногу через забор, успеваю заметить несущихся собак, а за ними – выбегающего из-за угла подростка. Быстро спрыгиваю вниз и мчу к машине, не оборачиваясь. Сердце колотится на разрыв, дыхание сбито, адреналин заставляет мышцы сжиматься и дергаться, но темнота внутри меня понемногу рассеивается.

Уже сидя в машине и вдавливая педаль газа в пол, я начинаю улыбаться. Да, она все еще плачет и страдает. Но, по крайней мере, мой Ангел жива, а с этим можно работать.

Дома я засыпаю, сжимая в кулаке шелковую маску для сна и вдыхая любимый аромат ее кожи, смешанный с легкой ноткой парфюма.

– Демон, – будит меня утренним звонком Артур, – у твоего Ангела сегодня начинается реабилитация.

– Откуда ты знаешь?

– Ты, блядь, не проснулся еще? – ворчит друг. – Сам просил следить.

– А, да, – зеваю. – А где она пройдет?

– Я отвезу тебя. Недалеко от поселка, где живет Полкан, открыли новый реабилитационный центр.

– Вход свободный?

– По билетам, блядь! – рявкает Артур. – Поднимай свою задницу с кровати, пей кофе, через час заеду. У нее прием в одиннадцать.

Друг отключается, а я сажусь на кровати и тру лицо. Пальцы пахнут ее духами. Повернув голову, отыскиваю взглядом маску и, взяв ее в руки, ныряю носом в шелковую ткань. Утренний стояк болезненно дергается, скручивая пах мучительной томительной волной. Рычу негромко, крепко зажмуриваясь, а потом встаю и иду собираться на встречу со своим Ангелом.