Через несколько часов вдали стали видны стены Енисейского острога, который поначалу показался Матусевичу несколько неказистым после осмотренных им Удинска и Владиангарска. Стены и башни были невысоки, казалось, что их будет несложно преодолеть даже туземцам, будь у них хоть какой опыт в этом деле. Однако, подойдя поближе к острогу, Игорь удивился: неказистый издали, вблизи Енисейск производил большее впечатление. Широкие, окованные железом ворота, квадратные, будто влитые башни, крепкие стены, часовые на стенах — всё это смотрелось уже несколько серьёзней. А у причала уже собиралась небольшая толпа.

Матусевич дал время Беклемишеву, чтобы тот подготовился к встрече ангарцев, приказав сушить вёсла и, используя течение, маневрировать к причалу. Игорь и его люди времени тоже не теряли, заранее поддев под одежду свои бронежилеты, которые вызывали трепетную зависть у всех военных из Российской Федерации — от полковника Смирнова до последнего матроса. Почти невесомые, по сравнению со стандартными армейскими брониками, они к тому же были пластинчатыми, то есть облегали фигуру и, что немаловажно, энергия пули, попадавшей в бронежилет, гасилась за счёт вязкого первого слоя защитного покрытия жилета. Синяки были, конечно, но не столь болезненные.

Заряды парализаторов были на максимуме — мало ли чего удумает царский воевода, а в плен попадать ангарцам никак нельзя. Один товарищ Матусевича, капитан Павел Грауль, взял весьма объёмный кошель с золотыми монетами, а второй, капитан Кабаржицкий, — мешок со скатанными шкурками чернобурой лисицы и соболя лучшей выделки. Игорь же захватил подарок от Соколова — кожаный патронташ к ружью, подаренному ранее Василию Михайловичу. Презент был выполнен в виде сумки, на которой был вышит герб Ангарии и вензель князя Сокола. Патронташ, естественно, был наполнен.

Когда бот уже встал у причала и троица ангарцев стояла на мостках, Матусевич заметил неспешно идущего к реке Беклемишева. У берега он встал, ожидая, что майор сам подойдёт к нему. Встреча была скупа на эмоции, похоже, воевода обиделся на то, что князь сам не приехал, и показал это Игорю, посетовав на отсутствие княжеского стяга на корабле ангарцев.

— День добрый, Василий Михайлович! — приветствовал Матусевич воеводу.

Тот, хмуря брови, отвечал:

— И вам доброго дня…

— Игорь Олегович, — подсказал майор.

— Пройдёмте, гости, в мою скромную комнатку, поговорим о делах наших насущных, или желаете в баньку сначала?

— Вот, людей моих, что в ботике, можно и в баньку. А мы вечером сходим. А сейчас, Василий Михайлович, давайте сразу к делу. — Матусевич выразительно потряс занятой объёмным свёртком рукой.

Воевода это заметил и, усмехнувшись, повёл гостей в острог.

— За подарок такой благодарен премного, а князю Ангарскому, Вячеславу Андреевичу, передай от меня сердечную благодарность и почтение. — Беклемишев рассыпался в благодарностях, попутно думая о том, что же отдарить, в свою очередь, князю.

— Василий Михайлович, мы с вами заключили договор о взаимной дружбе, — перешёл к делу Матусевич. — Теперь нам нужен новый договор…

— О границах, вестимо? — осведомился воевода. — Ведь токмо речная граница прописана, а сего мало, что о восточных украйнах?

— Нет. Пока рано о тех границах речи вести. Наши украйны не определены до сих пор, пока что оставим это, воевода? Князь Сокол хотел бы, чтобы ты, воевода енисейский, рассказал бы в Москве то, что княжество Ангарское готово сдавать Московскому царству это. — Матусевич брякнул о стол увесистый кожаный кошель с заранее распутанными тесёмками. Как и хотел Игорь, из кошеля высыпалось немного золотых чеканных монет Ангарии, покатившись по широкой крышке стола. Игорь ожидал увидеть жадный блеск в глазах воеводы. Но нет! Беклемишев, лишь удивившись монетам, взял одну из них, что почти докатилась до него, осмотрел её да поцокал языком. Но ни в жесте его, ни во взгляде не было и намёка на алчность. Что же, миф о повальной продажности царских чиновников ещё не обрёл почву для себя, ожидая лучших времён. — И это, — продолжил уже деловым тоном майор, раскатывая шкурки соболя, чернобурой лисицы, горностая и куницы.

— Выделка хороша, ишь как мех играет! — кивал воевода, играя на руках мягкой рухлядью — основой московского бюджета. — Так се говорит о том, что вы готовы давать ясак и пойти под высокую руку царя Московского, государя самодержца всея Руси? — недоверчиво посмотрел на Матусевича воевода.

— Нет. Это нам без надобности, — отрезал Игорь. — Нам нужно, чтобы Енисейск не чинил препятствий проходу наших караванов по Енисею. Ещё пропускал бы охочих людишек с Руси до нас. — Воевода кивал, а Матусевич, сделав паузу, продолжил: — А ещё мы хотим менять золото и меха на людей.

— Людей? — искренне поразился Беклемишев. — Государь наш, Михайло Фёдорович, силы свои кладёт для вызволения полоняников наших из магометанской неволи! Выручить их, кого нехристи увели в полон, — начал закипать воевода, — а ты хочешь, чтобы мы разбойному племени уподобились?! Чтобы учинили рабскую торговлю?

— Погоди, воевода, — начал было майор, но был прерван очередным взрывом праведных эмоций енисейца.

— Не может государь наш торговать своими подданными, аки цыплятами! Почто се? — Небрежным движением руки Беклемишев отпихнул подальше от себя меха.