— Алексей! В этом укрепленьице может быть не более двух с половиной десятков человек. Ким разглядел несколько местных, вооружённых луками. Пару раз видел солдата с огнестрелом. Ворота не закрыты, служба завалена, нападения не ждут вовсе. Женщин и детей не замечено, думаю, надо атаковать. Мои рассредоточились по леску вокруг. Я готов.
— Понял тебя, Игорь! Начинаю обстрел.
У пушек замерли канониры, ожидая приказа албазинского воеводы.
— Мужики, по готовности, пали!
Одно за другим рявкнули четыре орудия, окутав дымом палубу. Корабли заметно покачнулись. Едва ветер рассеял дым, взгляду открылась картина последствий работы ангарской артиллерии. В одном месте частокол был напрочь разметён, башенки также не было видно, а пыль ещё не осела, клубясь над местом взрыва. Было видно, как несколько оглушённых людей, пошатываясь, выбираются прочь с холма.
— Алексей! Я подхожу к укреплению, — вышел на связь Матусевич.
— Понял тебя, вижу. Казачков попридержи, вперёд выходят. Там огнестрелы были.
Сазонов в бинокль наблюдал, как по высокой траве, охватывая со стороны леса полукругом укрепление маньчжуров, приближались казаки и спецназовцы, держа холм на прицеле. Среди них был и Сергей Ким. Посматривая на обрушенный частокол в прицел СВД, он внезапно увидел то, что ожидал увидеть, но не так скоро:
— Тынджу…
Один из оглушённых солдат в крепостице был в типичном корейском круглом шлеме, плетённом из глицинии. Сколько раз Ким видел его и в южнокорейских исторических фильмах, и в малобюджетных сериалах, и в Сеульском историческом музее. И вот этот шлем здесь! Один из спецназовцев уже прицелился в присевшего на корточки солдата, обхватившего голову руками.
— Не стреляй! — крикнул Сергей. — Игорь! Тут корейский гарнизон!
— И что с того? — возмутился Матусевич. — А если он пальнёт в тебя и не посмотрит, что твой брат?
— Соколов говорил о том, что нам нужны связи с Кореей! Вот тебе ниточка к ней! — возразил Ким.
Майор кивнул и предупредил по цепочке бойцов о стрельбе на поражение как о крайней мере. Стрелять и не пришлось, оставшиеся в живых шестнадцать вражеских воинов, из которых только четверо были корейцами, быстро были обезврежены спецназовцами. Восьмерых амурцев, вероятнее всего солонов, пинками отогнали прочь, приказав им уходить домой, четверых маньчжуров же связали. Ким с интересом оглядывал своих собратьев: одежда их мало отличалась от одежд амурцев, волосы не стрижены и заплетены лентами, висящими ниже ушей, у одного в середине в пучок собраны, а сзади висят свободно. У каждого из них на поясе висели деревянные пенальчики, заткнутые пробкой, — меры пороха. Значит, они и есть те аркебузиры, о которых говорил Ципинь.
Ким поближе подошёл к тому, что был без шляпы.
— Ты кореец? — спросил Сергей на родном языке.
Воин с изумлением уставился на него и тут же быстро-быстро заговорил со своими товарищами. Ким, учивший на Сахалине литературный сеульский диалект корейского языка, пленников не понял, разобрав лишь несколько слов.
— Серёга, я смотрю, ты их не совсем понимаешь? — усмехнулся Матусевич, снимая с одного из корейцев поясок с пенальчиками отмеренного на выстрел пороха.
— Понимаю, просто мне сложно говорить с ними. Уже почти двенадцать лет, как я по-корейски не разговаривал. Сначала армия, потом это вот. Ничего, со временем всё вспомнится. А эти товарищи ещё и на диалекте каком-то говорят, похож на хамгёнский, это северо-восток Корейского полуострова, — пожал плечами Сергей.
— А порох неплохой! Не хуже нашего, — раскатывая пальцами тёмный порошок, сказал Матусевич.