Надо ли говорить, что
55
Осознанно принимаемая страдательность была важнейшей чертой внутренней конституции Ван Гога, писавшего брату Тео: «Чего следует желать в такие времена, как наши? Что считать относительно счастливой участью? Ведь в некоторых обстоятельствах лучше быть побежденным, чем победителем…»
56
Следовало бы иметь в виду реальное многообразие
57
Потому-то, кстати, «поэзия монтажа», строящаяся на убеждении, что «монтаж, сочленяя два понятия, рождает новый третий смысл», была ему вполне чужда. Для Тарковского «грамотно смонтировать картину означает не мешать органичному соединению отдельных сцен и кадров <…>, ибо внутри них живет закон, по которому они соединяются и который надо лишь понять и ощутить…» Или: «Монтажный кинематограф задает зрителю ребусы и загадки, заставляя его расшифровывать символы, наслаждаться аллегориями, апеллируя к интеллектуальному его опыту. Но каждая из этих загадок имеет свою вербальную, точно формулируемую отгадку…»
58
10 июля 1984 года в Милане состоялась международная пресс-конференция, на которой Тарковский объявил, что остается на Западе.
59
К счастью, этот запасной путь не понадобился: в сентябре 1985 Тарковские получили итальянские паспорта с правом гражданства через пять лет.
60
Равно как нам некуда пристроить такой, например, факт из жизни большого художника как его роман с одной из участниц съемок «Жертвоприношения», следствием которого стал третий сын Тарковского – Александр, живущий ныне в Ирландии со своей матерью. А кроме того романическую дружбу с Лейлой Александер-Гаррет, сочинившей целую о том романтизированную по жанру книгу («Андрей Тарковский: собиратель снов»), а также некоторые иные кратковременные сюжеты-дружбы, на мой взгляд ничуть не разрушающие образ нормального «средневекового» художника. Следует исходить из уникальной психики Тарковского, а не из типологических схем.
61
Эту мысль он высказывал еще на пресс-конференции в рамках Каннского фестиваля 1983 года, когда, отвечая журналисту, поставившему его творчество в один смысловой ряд с Феллини и Бергманом, полемически заметил, что подобное сближение весьма поверхностно, потому что «в фильмах Феллини и Бергмана есть мистическая глубина, но отсутствует Бог»… Однако это отнюдь не значит, что Тарковский мало ценил Бергмана и Феллини. В феврале 1986 года он писал в дневнике: «…Бергман намного многозначнее, нежели его излагают. Я прочел много книг о нем; все, что вышло на английском. Пишущие о нем не понимают, что имеют дело с великим художником. Они думают, что речь идет о первом, втором, третьем или пятом из лучших производителей фильмов в мире. Они педантично его классифицируют, ничего в нем не понимая; не понимая, что фильм для Бергмана – средство реализации его этического мировоззрения, что он как раз-таки не только кинорежиссер. Много глупостей написано о нем и о Феллини. И Феллини тоже – не тот, каким его рисуют. Оба они много серьезнее и глубокомысленней, нежели мы думаем…» А что уж говорить о Тарковском!
62
См. у Пауля Тиллиха: «Тонкое языковое чутье заставило греков обозначить
63
Впрочем, и в рамках православного мышления эта интуиция является работающей. Ср. у А. Ф. Лосева: «Время есть подлинно алогическая стихия бытия, – в подлинном смысле
64