Глава 11

— Ну что, Исса Магомедович, ваш убийца ушел па покой?

Костоев привык слышать подобные реплики от коллег и знакомых. Шел уже 1988 год, и в течение двух лет маньяк не объявлялся.

— Хорошо бы! — отвечал он, сам не слишком веря в такую возможность.

Но однажды в его кабинете раздался зловещий телефонный звонок. Прерывистое дыхание на том юнце провода ничего хорошего не обещало: Шеф… Он вернулся!

Следователь даже не сразу понял, кому из его сотрудников принадлежит этот взволнованный, юное. Рука чуть дрогнула, когда записывал сведения, которые ему сообщили.

Возвращение преступника привело Костоева в отчаяние: ведь он ждал этого момента потому, что иначе убийцу невозможно поймать. Но как-то упустил из виду, что визитной карточкой преступления будет изуродованный труп. И не один. Это убийство стало началом новой серии, вскоре последовали другие страшные находки.

Убийца выбрал новые места для «охоты»: город Красный Сулин к северу от Шахт, ростовский ботанический сад, пригородную станцию «Лесхоз».

Продолжали поступать донесения из других областей. 14 мая тело восьмилетнего мальчика было обнаружено рядом с вокзалом в Иловайске Донецкой области, километрах в двухстах от Ростова. Оперативники, прибывшие на место, категорически утверждали: да, это почерк ростовского убийцы.

Бригаду Костоева ситуация угнетала. Они были уверены, что как только убийца объявится снова, то сразу будет схвачен. Ведь они готовились к этому долго, разработали более эффективные методы розыска, подключили значительные силы для наблюдения за опасными местами, основательно допросили возможных свидетелей, изучили картотеку пропавших без вести, чтобы, не теряя времени, опознать жертву. Была даже создана, под руководством подполковника Виктора Буракова, межрегиональная оперативная бригада, составленная из лучших сотрудников местных органов внутренних дел. Однако все напрасно.

Преступник оказался куда более ловким, чем они себе представляли. По-прежнему никаких следов, ни одного надежного свидетеля. Расплывчатое описание, отпечатки обуви 43 или 44 размера. В немногочисленных достоверных описаниях продолжал упоминаться коричневый портфель, с которым не расставался подозреваемый. Но это не могло быть решающим отличительным признаком.

У полковника Васильева, судебно-медицинского эксперта, была одна идея, но в те времена ее трудно было осуществить.

— Вы, с вечной манией секретности, помогаете преступнику затеряться в толпе, — говорил он сыщикам. — Все документы, которые я от вас получаю, снабжены грифом «секретно». Хватит дер-жаться за привычки прошлых лет. Надо говорить обо всем в газетах, по радио, по телевидению. Надо, чтобы люди знали, что происходит в действительности. Не только жертв станет меньше, но мы заставим этого типа делать ошибки.

— Правильно, — отвечали ему. — Но это не от нас зависит. Решает Москва.

Что оставалось делать Костоеву в такой ситуации, когда была отвергнута возможность публичной огласки сведений об убийствах? Лишь одно — усилить наблюдение в местах повышенной опасности.

И поныне кажется поразительным, что ни следователь, ни оперативники не нашли в старых делах никаких следов Чикатило. Однако объясняется это просто: как в деле об убийстве маленькой Лены в 1978 году, так и в серии преступлений 1983–1984 годов указаны только те, кого милиция считала виновными, и кто признал свою вину: Кравченко и «банда психов».

Для того чтобы найти преступника, надо было знать его фамилию: оба случая задержания Чикатило фигурировали в его личных делах, хранившихся в первом случае в шахтинской, во втором — в ростовской милиции.

Отсутствие всяких упоминаний о нем казалось подозрительным многочисленным наблюдателям и журналистам, которые впоследствии изучали это дело. Было ли такое случайным или намеренным — чтобы не выплыло дело Кравченко?

Наблюдая непоследовательные действия милиции, Чикатило, должно быть, в самом деле вообразил себя недосягаемым. Или же привычка к убийствам заставила его утратить осторожность?