— Какая тут еще американская собственность, семь якорей мне в задницу?! — выпучил глаза адмирал, продемонстрировав, что легендарная британская невозмутимость имеет всё же пределы.
Коротышка в бакенбардах тут же и растолковал ему —
В общем, ребята, заключил консул, попали вы тут — конкретно, и хорошо, если только на бабки: уж и не знаю, какую предъяву за этот вот беспредел (кивок в сторону пожарища) выкатит правительство Соединенных Штатов правительству Ее Величества — но крайними по любому выходите вы… Ну вот чтО у вас, у британцев, за понты такие: чуть чего не по вашему — сразу за ствол хвататься? Вели бы себя по понятиям, как говорено: перетерли бы сперва с пацанами, с крышей (кивок в сторону кронпринца) — глядишь, и развели бы углы… Благодарите бога, что реального ущерба Компании вы не нанесли, скорее наоборот — так что особо волну гнать на вас они не станут; по-хорошему — так они вам еще и проставиться б должны…
Адмирал извлек из себя лишь словозаменительное вопросительное междометие. Консул с удовольствием пустился в объяснения. Оказывается, вся недвижимость нью-джерсийской компании АРК была сразу застрахована на умопомрачительную сумму; главная же фишка этой сделки — американские страховщики (явно получившие от АРК инсайдерскую наводку — но ничего ведь теперь уже не докажешь…) успели оперативно перестраховать свои консолидированные риски… в Англии! Так что АРК на этом артобстреле здорово разбогатела, американский страховой бизнес не потерял ни цента — а часть вторая Мерлезонского балета ожидается в доброй старой Англии: ведь выплаты по страховке Жемчужного грозят такие, что это поставит на грань банкротства пару-тройку солидных компаний с репутацией. И тем просто ничего не остается, кроме как в судебном порядке переводить стрелки на Королевский флот: ведь реальным-то виновником происшедшего, как ни крути, являетесь именно вы, адмирал, — ласково припечатал консул, — с вашими поспешными и некомпетентными действиями. И, честно говоря, мало сомнений, что по возвращении в Лондон именно вас и назначат в козлы отпущения — и адмиралтейское начальство, и британское общественное мнение…
11
Паровая канонерка под хавайским флагом осторожно пришвартовалась к изрядно побитому ядрами, но всё же устоявшему пирсу Жемчужного. Один из пассажиров канонерки — высокий, в мундире — ловко спрыгнул на известковые плиты покрытия, не дожидаясь, пока матросы установят трап; второй — низенький, в жилете и цилиндре — предпочел всё же дождаться: опасался, видать, «расплескать чувство собственного достоинства». Бросив прощальный взгляд на
Со Штубендорфом кронпринц Каланихиапу обменялся крепким рукопожатием, а с Витькой — обнялся как старый кореш: «Здоров, Виктуар!» — «Привет, Коля!»; засим обоим компаньерос был представлен новоприбывший американский консул, мистер Сэмюель Симпсон, — «Можно просто Сэм, рад знакомству, парни, много о вас наслышан!»; переминающийся уже с ноги на ногу смуглый рядовой состав чинно поприветствовал представителей дружественных наций и стремительно убыл в увольнительную, в соседний поселок Уайкики — распускать павлиний хвост перед девками, соря свежевыплаченными боевыми.
— Всё ведь, всё, — дурашливо причитал Витька, сопровождая гостей к чудесно пощаженному ядрами и ракетами плетеному бунгало на морском берегу, — всё, что было нажито непосильным трудом! Причалов — три, конторских зданий — три, амбары — три… действительно ведь три, чтоб мне лопнуть! Сухой док…
— …Три! — подсказал принц.
— Не, три дока — это перебор… Мы же честные бизнесмены, верно, Сэм? Ну, в смысле всего прочего, по списку?
— Да не вопрос! — хмыкнул тот. — Я-то любые ваши предъявы подпишу — бумага, она всё стерпит. Всё равно оплачивать весь этот банкет предстоит королеве Виктории — ну, заложит, на крайняк, свой волшебный чепчик…
— Эй, вы это бросьте! Что еще за три конторы, какие, к дьяволу, три причала?.. — вскинулся было Штубендорф, но осекся, остановленный довольной Витькиной ухмылкой: в этот раз любимое начальство — таки купилось! Вообще-то с чувством юмора у того был полный порядок, просто на темы любви и смерти немец шутить еще может, а вот про сплутовать в отчете — нет, это святое! Ну так — за то ихнюю германскую нацию и ценят нарасхват по всему миру…
— Да, похоже, у вас тут и впрямь сгорело всё… нажитое непосильным трудом, — пробормотал консул, разглядывая вблизи устрашающий пейзаж позади бунгало.
— Ну, всё ж таки не совсем всё: выпивку вот уберегли, — успокоил того начбазы, ловко сервируя на плетеном столике роскошный натюрморт, не посрамивший бы лучшие портовые кабаки от Вальпараисо до Акапулько. — Джин, виски, ром? — льда, к сожалению, предложить не можем: весь растаял в процессе ракетного удара…
Сдвинули стаканы — за знакомство. Витька — балаболка — поведал в красках, что ощутил себя сегодня истинным Нероном, любующимся на подожженный им Рим; да и вообще он, похоже, — Нероново перевоплощение, вот, кто не верит — и развернулся в три четверти на манер бюста, гордо вскинув подбородок в ореоле растрепанной рыжей бороды. (Борода та чуток обгорела справа, пока они на пару с Иоганном, в промежутках между залпами, выколупывали тот чертов второй флаг из тлеющих развалин конторы — от арапов-то проку никакого, — и как он едва не рехнулся от ужаса, юркнув от засвистевших вокруг осколков обратно на свое насиженное местечко в траншее и наткнувшись там на неразорвавшееся 48-фунтовое ядро от бомбического орудия, по немыслимой траектории впечатавшееся, дюйм в дюйм, в место, покинутое им за минуту до того, и разметавшее в железные брызги оставленный им у стенки штуцер; это ведь мне чудо Господь явил, чего ж тут не понять-то?) Принц меж тем, наивно округлив глаза, принялся уточнять: а причем тут Рим, Нерон ведь сжег Москву — ну, в 1812 году, разве нет? Витька успел уже набрать воздуха в легкие для отповеди «всяким там позавчера слезшим с пальмы», когда сообразил: на сей раз купился он сам, стыд головушке… Разлили по второй.
— Вы, чувствуется, давно дружны, джентльмены? — полюбопытствовал Симпсон, последовательно чокаясь с принцем и Витькой.
— Да порядком… Вместе учились в Петроградском университете, на инженерном, только он закончил, а я вот — так и не доучился: завербовался как-то из любопытства в рейс в Южные моря, увидал здешних девушек, ну и всё — пропал для опчества… Ну что, джентльмены — по-моему, самое время выпить за любовь!
За любовь выпили с удвоенным энтузиазмом. Отсюда разговор плавно перешел на многообразные преимущества полинезийских женщин перед европейскими — ну о чем еще поболтать четверым мужикам за стаканом доброго самогона? Принц поведал, что его дедушка, объединитель Архипелага Камеамеа Великий, к христианской вере вообще относился весьма прохладно и миссионеров, в отличие от всемерно привечаемых им европейских военных инструкторов, крайне не любил (есть их он, правда, решительно возбранял — аргументируя для подданных это тем, что они «неприятны на вкус и, возможно, даже ядовиты»), однако царя Соломона искренне числил за исторический образец для подражания — особенно по части его семисот жен и трехсот наложниц; всем ведь известно, что он и объединение Хавайев затеял исключительно затем, чтоб прибрать к рукам… скажем так… гаремы поверженных warlords. Американец слушал открывши рот и, похоже, всему верил; во всяком случае, когда он спросил: «А велик ли ваш собственный гарем, принц?», непохоже было, что он шуткует.
— Гхм-гхм… — едва не поперхнулся ромом кронпринц, генерал от артиллерии и прочая, и прочая. — Вообще-то, Сэм, я православный… по старой вере к тому же. А насчет гарема — любопытная идея, поделюсь сегодня со своей Алёнадмитривна, думаю, ей понравится! Приглашаю вас в четверг на ужин — у нас как раз будет британский консул, запеченный в банановых листьях, — вот вы с ней там как раз и обсудите кандидатуры одалисок…
— Ах, ну да, у вас ведь супруга — русская…