— Мы выходим, выходим, переодевайтесь, отдыхайте и… звоните, если что, — Николаев посмотрел на Катю в упор и многозначительно, она торопливо, едва заметно кивнула, но Макс засек их диалог.
— Петр Евгеньевич, так теперь акт надо составить? — встрял главный пожарник.
— Можно и акт, придется вам, гражданин Лазарев, пройти с нами, — глаза Николаева смеялись, но в целом вид был предельно серьезен.
Сломанную дверь кое-как прикрыли, Сергей оглядел Катю.
— Давай костюм снимать уже. Правильно помреж сказал — цирк устроили. Маски-шоу в театре.
— Что? — не поняла Катя.
— Да ничего, ничего, это программа есть такая дурацкая, но смешная, если хочешь, я покажу тебе.
— Хочу…
— Поворачивайся, ножницы-то я добыл. Вот… А что это на тебе за мантия?
— Ой! Я же шторку Петру Евгеньевичу не отдала.
— Это шторка? Как ты вообще к нему попала? — Сергей осторожно разрезал нитки вдоль застежки, потом расстегнул крючки.
— Да он меня на выходе из театра нашел, а потом я к нему пошла в кабинет, он… знаешь…он про тебя спрашивал, про Макса. Только… я обещала не передавать это никому.
Руки Сергея замерли на нижних крючках, и в лице он изменился, но голосом себя не выдал, а Катя стояла спиной и не заметила его замешательства.
— Все? Снимаем? — Она стянула вниз корсаж, вздохнула. — Наконец-то. Сушить все надо.
— А что он спрашивал?
— Разное. Почему мы не работаем в России, про родных твоих, хотя, мне кажется, он и так все знает. И я не поняла — хороший он или плохой. Он напугал меня немного, сказал, что тебя могут не отпустить с нами. Правда могут?
Она скинула костюм на пол, через ноги, вышагнула из него, повернулась к Сергею. Стояла так: в трико, гетрах и с обнаженной грудью.
— Ничего они не могут, — с убеждением заверил Сергей, положил ей руки на плечи, притянул к себе, — раньше могли.
Он говорил так, но сам до конца не был уверен в правдивости своих слов. Черт его знает, что они там могут, а чего нет.
— Хорошо… А Максиму я не буду рассказывать! Он заругает, что я пошла и все так получилось несуразно.