Он уронил винтовку. Черт возьми! Уронил винтовку, подумал он в ярости. Кэлл глубоко вздохнул, отгоняя подальше черный туман и собирая с силами, чтобы повернуть голову. Винтовка все еще была там, зажатая в левой руке, но он не чувствовал ее. Левая половина тела была залита его собственной кровью, казавшейся почти черной в убывающем свете. Его грудь часто поднималась и опускалась. Сэйбин протянул правую руку и взял винтовку. То, что он мог чувствовать ее в своей руке, было хорошим признаком, однако было рано радоваться. По телу стекал пот, смешиваясь с кровью. Он должен сделать хоть что-нибудь, или они доберутся до него.
Его левая рука и нога не двигались, но он, не обращая на это внимания, пополз вперед, используя только правую руку и ногу. Пристроив винтовку на правом плече, он опять выстрелил, сообщая преследователям, что он все еще жив и опасен, лишая их возможности пришвартоваться.
Потом он быстро осмотрел свои раны. Пуля прошла сквозь внешнюю мышцу левого бедра, другая — сквозь левое плечо, и каждое ранение было серьезным. После первого обжигающего удара его плечо и рука оцепенели, став бесполезными, а левая нога не сможет поддержать его вес, но по опыту он знал, что онемение скоро начнет проходить: когда придет боль, то некоторые мышцы вновь обретут подвижность. Если бы у него было на это время!
Он рискнул выглянуть еще раз и увидел, что другая лодка двигалась по кругу позади него. Верхняя палуба его лодки была открыта, и они могли запросто подстрелить его.
— Сэйбин! Мы знаем, что ты ранены! Не заставляй нас убивать тебя!
Нет, они хотели поймать его живым, для «разговора», но он знал, что они не будут рисковать. Они убьют его, если буду вынуждены, вместо того, чтобы дать ему убежать.
Скрипя зубами, Сэйбин подполз себя к пульту управления и, поднявшись, повернул ключ зажигания. Мощный двигатель закашлял, оживая. Он не мог видеть, куда направляется, но это не имело значения, даже если он протаранит другую лодку. Задыхаясь, он свалился назад на палубу, пробуя собраться с силами. Ему надо было дотянуться до рычага управления, и у него было всего несколько ускользающих минут. Острая боль распространилась по всему левому боку, но его рука и нога начали двигаться, и он решил, что это была честная сделка. Не обращая внимания на усиливающуюся боль, он оперся правой рукой об рычаг и приподнялся. Он заставил свою левую руку двигаться, тянуться, пока его окровавленные пальцы не коснулись рычага и не перевели его в передачу переднего хода. Его катер пришел в движение, медленно увеличивая скорость, и он услышал крики с другой лодки.
— Вот так, девочка! — он задыхался, подбадривая лодку — Давай, давай.
Он опять вытянулся, каждый мускул в его теле дрожал от напряжения, и ухитрился протолкнуть рычаг до упора. Лодка рванула под ним, взбираясь на волну с сильным хриплым ревом.
С такой большой скоростью ему надо было видеть, куда он движется. Он должен еще раз попытаться, поскольку его шансы на удачу увеличиваются с каждым новым футом, который отделял его от другого судна. Болезненный стон вырвался из его горла, когда он попытался встать на ноги, и соленый пот опалил его глаза. Он перенес большую часть веса на правую ногу, но левая по-прежнему совершенно не слушалась его, хотя это было все, что ему сейчас было нужно. Сэйбин бросил взгляд через плечо на другую лодку: она отдалялась от него, хотя преследование по-прежнему продолжалось.
На верхней палубе другой лодки появился человек, который стал пристраивать на плече большую трубу.
Сэйбину не нужно было даже задумываться, чтобы определить, что это — он слишком часто видел пусковые ракетные установки, чтобы не узнать их. За секунду до выстрела и пару мгновений до того, как ракета взорвала его лодку, Сэйбин побежал на правый борт и прыгнул в бирюзовую воду бухты.
Он вошел в воду так глубоко, как только мог, но у него было слишком мало времени, и взрыв завертел его в воде как детскую игрушку. Боль обожгла его израненные мышцы, и все померкло. Все продолжалось лишь секунду или две, но этого хватило, чтобы он был полностью дезориентирован. Он задыхался и не знал, где была поверхность. Вода была уже не бирюзовой, а черной, и давила на него.
Его спасли годы тренировки. Сэйбин никогда не паниковал, и не стал теперь. Он перестал бороться с водой и приказал себе расслабиться, и его природная плавучесть понесла его к поверхности. Как только он определил, где поверхность, он изо всех сил начал двигаться, хотя его правая рука и нога оставались неподвижными. Его легкие горели, когда он достиг поверхности и вдохнул теплый соленый воздух.
«Ванда» горела, отбрасывая черный дым в перламутровое небо, которое было окрашено последними отблесками света. Темнота уже опустилась на землю и море, и он воспользовался ею как единственным прикрытием. Другая лодка кружила вокруг «Ванды», освещая своими прожекторами место крушения и океан вокруг. Он чувствовал, как вибрировала вода от мощностей их двигателя. Если они не найдут его тело или то, что от него осталось, как они ожидали, то они будут искать его. Они не могли больше ничего сделать. Его преимуществом оставалось все тем же, поэтому он должен был как можно больше увеличить расстояние между собой и ими.
Он неуклюже перевернулся на спину и поплыл. Он не останавливался до тех пока, пока не оказался подальше от яркого света горящей лодки. У него было мало шансов на спасение: до берега оставалось две или три мили, он ослаб от потери крови и мог двигать только правой рукой и ногой. К этому добавлялась возможность того, что морские хищники, привлеченные его ранами, доберутся до него раньше, чем он до берега. Он тихо и цинично усмехнулся, и тут же подавился, когда волна ударила его в лицо. Он оказался в кольце акул — человеческих и морских, и не было никакой разницы, кому из них он достанется. Но им придется потрудиться, чтобы заполучить его. Он не собирался облегчать им задачу. Он глубоко вздохнул и старался удержаться на воде, пока избавлялся от своих шорт. Но от этих усилий он погрузился под воду, и ему пришлось вновь выплывать наверх. Он зажал шорты в зубах, потому что они были ему нужны. Ткань была старой, тонкой, почти изношенной, и он смог бы ее разорвать. Проблема заключалась в другом: как удержаться на плаву, пока он будет это делать. Он должен был иметь возможность использовать свою левую руку и ногу, или он никогда не сможет управлять ими.
У него не было выбора, он должен был сделать то, что нужно, несмотря на боль.
Он думал, что может потерять сознание, когда прыгнет в воду, но ничего не случилось, хотя боль и не стала меньше. Он начал угрюмо жевать край своих шортов, пытаясь оторвать полоску. Он не обращал внимания на боль, когда зубами рвал ткань шортов до пояса, где более плотная материя и двойной шов остановили его. Он снова начал рвать ткань, пока у него не получилось четыре полосы, после чего стал жевать сам пояс. Он оторвал первую полосу и зажал в кулаке, пока отрывал вторую.
Он перекатился на спину и поплыл, тяжело вздыхая, когда его раненная нога расслабилась. Кэлл быстро связал вместе две полосы, чтобы они были достаточно длинными для перевязки ноги. Затем обернул этот самодельный жгут вокруг бедра, удостоверяясь, что обе раны были закрыты им. Он натянул жгут так сильно, как только мог, стараясь не нарушить кровообращение, но при этом остановить кровь.
С плечом дело обстояло сложнее. Он кусал и тянул, пока не оторвал от пояса две другие полосы и не связал их вместе. Но как пристроить эту повязку? Он даже не знал, есть ли сзади выходное отверстие пули, или она все еще находилась в плече. Медленно и неуклюже он поднял правую руку и ощупал свою спину, но его сморщившиеся от воды пальцы смогли нащупать только гладкую кожу, и это означало, что пуля была все еще в нем. Рана была высоко на плече, перевязать ее теми полосками, какие у него были, практически невозможно.