Утром среды, в начале восьмого, двенадцатого августа тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года от Рождества Христова по новому стилю, я вяло ковылял шаркающей, некавалерийской походкой за быстро идущей матерью по Третьей Мытищинской улице. Мама моя была невысокого роста, где-то метр шестьдесят, но перемещалась всегда как таракан-спринтер, я к тому времени уже перерос её сантиметров на десять, но с трудом сохранял необходимую дистанцию.

Ещё бы, подняли ни свет ни заря, вытащили из тёплой постельки беззащитного ребёнка, чтобы окунуть с головой в беспросветные тяготы взрослой жизни, и потащили галопом по просыпающейся Москве.

Миновав проходную, мы нырнули в отдел кадров, где мне всучили пропуск на завод «Металлист» с моей фотографией годичной давности, втащили практически за шиворот на второй этаж здания рядом с проходной и завели в небольшой зал. В зале прямоугольной формы непосредственно у входа стояло два ряда станков, между которыми был широкий проход; за ним площадка со странным то ли полуразобранным, то ли полусобранным устройством, а в торце зала, вплотную к стене с большими окнами, около десятка рабочих столов, с обшитыми стальными листами столешницами, на которых были закреплены здоровенные слесарные тиски. Рабочий день начинался в семь часов тридцать минут, и до его начала оставалось ещё минут десять.

В сторонке на двух длинных скамейках сидели и разговаривали около двенадцати-пятнадцати разношерстно одетых человек. Рабочие подходили, здоровались, садились покурить или поговорить, кто-то шёл к своему рабочему месту, смотрел чертежи, копался в инструменте.

Мама позвала одного из них: «Лёш, подойди на минуточку».

Он встал и подошёл к нам. Поздоровавшись с ним, она, кивнув в мою сторону, сказала: «Принимай пополнение, Олегом зовут. – И, достав из авоськи завёрнутый в бумагу свёрток, спросила, глядя на Алексея снизу вверх: – Ну я пойду?» – Алексей ответил: «Беги, Надюша, беги». – Мамуля повернулась ко мне, протянула свёрток и сказала: «Держи, сынуля, ты новый костюм хотел, получай». Кивнула Лёшке и быстро зацокала по бетонному полу в направлении двери.

Алексей, рослый, крепкого сложения, худощавый сорокалетний мужчина, оценивающе глянул на меня и сказал: «Пошли». Мы вышли из цеха, завернули в какой-то коридорчик, свернули ещё в одну дверь, поднялись по ступенькам и вошли в комнату, плотно заставленную узенькими деревянными шкафчиками. Он подвёл меня к одному из них и сказал: «Твой шкафчик, переодевайся и приходи в цех». Выходя из раздевалки, повернулся и добавил: «У нас вообще-то не воруют, но если сомневаешься или ещё что, купи замочек навесной».

В бумаге лежали рабочая куртка и брюки, сшитые из плотной хлопчатобумажной ткани чёрного цвета, рабочие ботинки. Переодеваясь, я обратил внимание, что на большинстве шкафчиков замки отсутствуют, и тоже решил не заморачиваться с замками, да признаться, ценного-то у меня ничего не было.

Станки уже гудели, когда я спустился вниз, пройдя до слесарного участка, остановился перед Лёшкой. Он прервал разговор с одним из слесарей, поднял голову и крикнул: «Мужики, на секунду». – Все отложили в сторону инструменты и повернулись в нашу сторону. Алексей сказал: «У нас пополнение, ученик слесаря, зовут Олег». – Кто-то спросил: «А откуда, кто направил?» – Алексей ответил: «Надькин сын, медсестры из здравпункта». – «А, знаем, знаем». – На этом Алексей посчитал процедуру моего знакомства с бригадой законченной и, повернувшись ко мне, произнёс: «Познакомишься ещё с каждым, будет время. Меня Алексей Иваныч зовут, я бригадир, по всем вопросам – отпроситься там, заболел или ещё чего – ко мне. – Потом подвёл к самому пожилому по виду и спросил: – Василь Макарыч, возьмешь под опеку?» – Макарыч явно был не очень рад неожиданно возникшей обузе, но Алексей Иванович, похоже, знал его тонкие струны и, приблизившись, сказал, понизив голос: «Ты что ль не в курсе? За ученика пятнадцать процентов от тарифа к зарплате добавляют». – Василь Макарович, тоже понизив голос, начал отказываться, уже более вяло: «Да чего там с тарифа-то выйдет, без премий чего он весит, тариф-то, да потом пообещают и обманут, что, в первый раз, что ли? – Бригадир посуровел: «Я тебя когда обманул? Проведём приказом, и п…дец как обманешь. Ну не хочешь, твоё дело, желающий всегда найдётся». – Но Макарыч уже включил заднюю: «Да ладно, возьму. Надьке обещал, говорит, сорванец, просила присмотреть». – Алексей сказал: «Ну и ладушки, пойду к начальнику насчёт приказа. – Потом посмотрел на меня и добавил: – Конечно, сорванец, а то и хуже, так у нас тут другие-то и не бывают».

Макарыч выдвинул ящик стола, покопавшись, извлёк напильник изрядных размеров и металлический угольник, положил их на стол. Сказав мне: «Подожди», – пошёл к станкам группы механообработки, покопался там в стальной бочке и вернулся, держа в одной руке четырёхгранную болванку. Подойдя ко мне, протянул болванку и сказал: «Держи». Затем взял со стола напильник и угольник и направился к крайнему верстаку, я поплёлся за ним.

Подошёл к нему, он объяснил мне задачу: нужно было припилить торцевую поверхность болванки так, чтобы она была абсолютно плоской и перпендикулярна боковым поверхностям. Объяснив, спросил: «Ну как думаешь, справишься?» Задача показалась мне несложной, я пожал плечами, ничего не отвечая, зажал болванку в тиски и стал пилить. Макарыч стоял и наблюдал за мной. Через пару минут отстранил меня и показал, как правильней держать напильник и зажать заготовку, после чего сказал: «Действуй».

Через десять минут руки мои занемели и перестали меня слушаться, я отдыхал, массировал их, начинал снова, обрабатываемая плоскость никак на хотела вставать на место. Подошёл Макарыч, объяснил мои ошибки, сказал: «Отдыхай регулярно», – я отдыхал, пилил, замерял, отдыхал, пилил, замерял.

В одиннадцать тридцать бригада стала собираться на обед, я подошёл к бригадиру и сказал: «До завтра, Алексей Иванович». – У Лёхи брови поднялись домиком: «А куда это ты собрался?» – «Так у меня, как у несовершеннолетнего, укороченный рабочий день». – «Ну правильно, на один час». – «Нет, Алексей Иванович, это до восемнадцати лет на один час, а до шестнадцати укороченный на четыре часа». – «Это кто тебе сказал?» – «В отделе кадров». – Тут я не врал, это всё мне втолковала начальница отдела кадров Лидия Сергеевна при моём сегодняшнем утреннем визите к ней на службу. Лёха задумался, выматерился: «А я в четырнадцать работать пошёл и мантулил по семь часов до шестнадцати, и ни одна б…ть мне не сказала, что у меня права». – Поглядел на меня и подмигнул: «А некисло тебе будет, четыре часа отфурычил и завил себе горе верёвочкой. Ну давай, беги себе, до завтра». – Я помыл руки, сполоснул физиономию, переоделся и пошёл домой. Всё было не так грустно, как думалось поначалу.

В четверг и пятницу я продолжал мучить болванку, которую мне вручил Василь Макарыч, всё никак не мог добиться того, чтобы обрабатываемая плоскость была абсолютно плоской, заваливал края. Надоела мне эта канитель невообразимо, но я всё же пытался справиться с этой проблемой, пилил окаянную заготовку, размышлял над тем, неужто мне придётся заниматься этим всю жизнь, перспектива эта, признаться, меня не радовала.

Впоследствии выяснилось, что я приобретал квалификацию слесаря-сборщика, а эта профессия не предъявляет высоких требований к владению таким универсальным слесарным инструментом, как напильник. Филигранное владение напильником необходимо, например, слесарю-лекальщику, но отнюдь не сборщику. Слесарю-сборщику важно хорошее умение читать чертежи, знать основы механики и гидравлики. По-хорошему слесарь-сборщик должен иметь среднетехническое образование.

В составе бригады мне приходилось участвовать в сборке нестандартного оборудования различных типов. Малых пескоструйных машин высокой производительности, редукторов практически всех типов, за исключением планетарных, установок для нагрева и закаливания токами высокой частоты и много чего интересного.

Слесарем высокой квалификации я стать не успел, может быть, виной тому была, мне думается, природная моя тугодумость и в какой-то степени методика обучения слесарному мастерству, существующая у нас на заводе. Принцип обучения был таков: каждый должен научиться всему сам и без всякой посторонней помощи. Скажем, разбираясь с чертежами редуктора, я, разглядывая на каком-нибудь виде рой шестерёнок, изображённых сплошными, пунктирными, штрихпунктирными и прочими линиями, должен был сам, без посторонних подсказок и обучения, понять, что там изображено и какова последовательность сборки.

Надо сказать, что и бригадиры наши, бывало, тоже не могли разобраться со сложными чертежами и вызывали на помощь конструкторов, проектировавших машины, которые мы собирали. Благо дойти до наших сборочных площадок из головного здания, где располагались конструкторские отделы, можно было за полчаса. Я в таких случаях всегда старался просунуть своё ухо, на том основании, что прослушать одно внятное объяснение инженера в понимании изображения какой-то проекции давало больше в освоении профессии, чем год унылого шарканья напильником.

Конечно, в те годы любую рабочую профессию можно было приобрести в ПТУ (профессионально-технических училищах), и к нам в цеха зачастую приходили парни, закончившие их и имеющие квалификацию, в том числе слесарей-сборщиков. В путягах, так называли ПТУ, преподавали основы машиностроительного черчения, и предполагалось, что выпускники будут читать чертежи на раз, но увы, в жизни было всё иначе. То ли готовили их не очень, то ли учились они без прилежания, так же как я последние годы в школе, во всяком случае, учиться профессии им приходилось с нуля, как и мне, хотя, наверно, бывали и исключения.

Во время очередного перекура я пошёл и сел на скамейку, где усаживались на перекур все курящие. Бригадир, увидев меня сидящим среди курящих, с непоказным удивлением сказал мне: «Ты же не куришь». Я ответил: «А что мне, курить начинать, если захотелось отдохнуть?» – Алексей затянулся папиросой, задумался и ответил: «А я курить начал, чтобы с мужиками можно было посидеть, отдохнуть во время перекура. Они курить шли, а мне всегда какую-то работёнку придумывали». Я промолчал, но когда у меня появлялось желание отдохнуть, отправлялся с бригадой на перекур, не заморачиваясь, но и не хорохорился, если мне находилась какая-то работёнка. Да, собственно, и взрослые мужики так же себя вели, график перекуров у каждого был индивидуальный. Не на конвейере всё ж таки.