Под священными сводами зазвучало заупокойное пение, по окончании которого августейшая императорская семья, а также вдова в сопровождении своих детей, приблизились к гробу, чтобы попрощаться с государем, которому предстояло навсегда покинуть свое императорское жилище, ставшее колыбелью столь многих славных событий этого царствования.
По завершении печальной церемонии прощания князья императорской семьи поднесли крышку гроба и закрыли ее. Затем они подняли гроб с бренными останками Александра II и, пронеся через залы дворца, установили его на катафалк, увенчанный императорской короной и богато убранный парчой, в который была впряжена восьмерка лошадей в роскошных попонах.
Княгиня не входила в состав кортежа и, не желая показываться на публике, вернулась в свои покои.
Императрицы и великие княгини, равно как их фрейлины, заняли свои места в траурных каретах.
Позади катафалка шагал император Александр III, сопровождаемый другими членами императорской семьи и лицами из княжеской свиты.
В тот день стояла стужа, неистово дул ветер, полурастаявший снег застывал лужами замерзшей воды, на которых коченели ноги. Несмотря на непогоду образовалось многочисленное шествие из старцев преклонного возраста, бывших солдат, раненых на полях чести или ослабленных болезнью. Все они пожелали отдать последнюю честь любимому государю, в высшей степени почитаемому народом и единодушно оплакиваемому. Но одних сломила усталость, а иным пришлось просить помощи дружеской руки для поддержки и опоры. Среди последних оказался и министр двора, граф Адлерберг, которому великий князь Михаил предложил опереться на свою руку.
Во время шествия кортежа в него вливались депутации от государственных учреждений, а также от дворянства, финансистов, буржуазии и рабочих. Депутации ремесленников можно было узнать по их знаменам, на которых изображались раскрашенные и позолоченные символы различных ремесел.
Невозможно выразить словами внушительность и величие зрелища, каковое являли собой массы людей, пораженных скорбью и потрясенных ужасной катастрофой, старавшихся в последний раз различить тревожным взглядом бренные останки государя, столь верно доказавшего свою любовь к народу и в утрату которого народ еще не смел поверить, несмотря на очевидность этой пышной похоронной процессии, разворачивающейся у него перед глазами.
Поминутно раздавался гром пушек, мешавшийся с жалобным и скорбным звоном всех столичных колоколов. Вся траурная церемония этого злосчастного дня возбуждала трепет, тревогу и неописуемое отчаяние в душах зрителей.
Как не испытать горячего умиления при виде плачущего народа, устремлявшегося вослед процессии, благоговейно подбиравшего тонкие еловые ветви, устилавшие улицы, по которым следовал императорский гроб! Эти зеленые веточки стали в народе священными реликвиями, памятью о последнем пути любимого императора через столицу его империи.
Можно ли позабыть этот памятный печальный день! Он навеки останется в воспоминании тех, кто пережил его.
В десять минут третьего процессия достигла ворот крепости. Князья императорской фамилии на руках перенесли гроб на воздвигнутый в центре собора катафалк, к которому можно было взойти по крытым алым ковром ступеням. Огромный балдахин в форме золотой короны был распростерт над катафалком. Вокруг него на подушках из золотого сукна покоились государевы короны и регалии усопшего императора.
Вновь зазвучали под священными сводами заупокойные песни православного обряда, а затем члены императорской фамилии преклонили колена у подножия гроба и почтили августейшего покойника целованием руки, после чего все покинули собор.
Подобный церемониал соблюдался каждое утро и каждый вечер по окончании заупокойной службы. Вслед за членами императорской фамилии генерал Рылеев обыкновенно подводил ко гробу и двух юных детей почившего императора, дабы они исполнили тот же благочестивый долг.
Однажды, когда князь Георгий подошел ко гробу своего августейшего отца, из группы присутствующих вышел благородный князь Суваров, почтенный старец, известный своей близостью к двум последним монархам, и пожелал подняться по ступеням катафалка. Он приблизился к юному князю и поцеловал его перед гробом его отца, как делал это не раз в его присутствие и при его жизни. Все свидетели этой сцены поняли благородство чувств, вдохновивших князя Суварова в тот торжественный миг на подобный поступок.
С этого дня по приказу городской полиции внутрь церкви была допущена публика, дабы каждый мог прийти и воздать последние почести праху государя. Все время, пока тело усопшего императора было выставлено в соборе, перед ним постоянно проходила череда непрерывно сменявшихся людей. Пришлось даже перенести день похорон, чтобы на погребении усопшего государя могли присутствовать провинциальные депутации, прибывавшие в столицу со всех уголков российской империи. Вот почему Александр II, умерший 13 марта, был похоронен лишь 28 числа того же месяца.
Пока тело императора оставалось в соборе, дважды в день в нем совершалась заупокойная божественная служба: первая в полдень, в присутствии одной только императорской семьи; вторая – в восемь часов вечера, для императорской семьи и некоторых приближенных ко двору лиц.
Княгиня старалась, насколько возможно, уединиться в своей скорби. В правой половине церкви для нее был устроен павильон, где она и находилась вместе с своими детьми во время службы.
За час до начала богослужения она приходила в собор и подходила к гробу. Все понимали, что священный долг каждого – засвидетельствовать вдове усопшего величайшее уважение и смягчить, хотя бы в малой степени, горькую скорбь безутешной женщины. Перед появлением княгини всех присутствовавших в церкви, равно как и почетный караул, выставленный вокруг катафалка, просили удалиться в нижнюю часть храма. По желанию княгини на ступенях устанавливалась большая ширма, скрывавшая гроб от взглядов публики, и за нею бедная женщина оставалась около получаса, проводя его в молитве и обновляя цветы в гирляндах, украшавших гроб. Увядшие цветы она велела раздавать присутствующим, и люди благоговейно уносили с собой эти цветы, как святую реликвию, которую прячут на сердце.
Поскольку подобные знаки почтения, выказываемые вдове Александра II, не сообразовывались ни с гражданскими, ни с религиозными правилами, которым должен был следовать церемониал погребения Российского императора, то на их предоставление княгине потребовалось высочайшее позволение императора Александра III, который, да будет сказано к его похвале, проявил исключительную деликатность чувств, требуемую печальными обстоятельствами.