— И публичной казни можешь не ждать. Хватит, развлеклись. Незачем отвлекать людей от дела разной падалью. Здесь и сдохнешь. Медленно и больно — если продолжишь глупо молчать. Быстро и почти легко, если поумнеешь и скажешь, что сделал с Имран и как снять с нее проклятие.

— А?! — вот это невольно вырвалось. Я действительно обалдел и вытаращился на Паоло так искренне, что тот, похоже, и сам опешил. — Аое покляте?!

— У него вместо костей напольная мозаика, а он все еще лицедействует! Тьфу, темный!

Угу-угу. Я тебе потом этот плевок в глотку лично засуну, светлая мразота. Надеюсь. Если придумаю, как отсюда выбраться.

Главное, как я сюда попал — тоже помню смутно. Меня же повесили. Прямо там, в лесу, как приказал один светлый друг и заместитель, чтоб ему головешку в зад и чтоб тлела несколько часов. А лучше дней.

Так вот, петлю, затянувшуюся на шее, я помню превосходно. Отвратительное ощущение. А потом что было? Ага… Темнота, рев, крики. Звон оружия. Злобное хрюканье. Стоп.

Хрюканье?

Так, что еще помню? Если поднапрячься… ага, мне под болтающиеся в воздухе ноги кто-то поднырнул, и захлестнувшая горло петля ослабла. Я стоял, кажется, на…

Шаттов кадавр. Это был шаттов кадавр Хрюша. Он выскочил из кустов как демон, весь в крови, с раззявленной клыкастой пастью и нацеленными на моих палачей рогами. Но только и успел, что поднырнуть под меня вместо выбитого обрезка бревна, на который меня поставили перед повешением. И торчал там, поддерживая и не давая повиснуть в петле, отчаянно огрызался на пернатых, не позволяя совам подойти. Но и с виселицы, в смысле, с ветки меня снять не мог. Так и балансировали, пока этот козел заместитель — лучший друг обратно не приперся. Потерял, наверное, своих совят, пришел проверить, чего так задержались, вешать-то недолго.

А дальше он в меня с размаху каким-то светлым заклятием запустил — и все, ничего не помню. Надеюсь только, что кадавр успел сбежать. Полезная оказалась тварь, зря я на него ругался. Увижу в следующий раз — крысу дам. Или, там, овцу. Пусть жрет от пуза. Заодно поведает, как выжил в очередной раз, особенно после освященного против нежити меча. Паоло Сантимора промазать не мог, не тот боец и не зря заместитель капитана. Теоретически там даже рыцарь смерти скопытился бы. А нашей рогатой хрюкве хоть бы хны, еще и огрызался как совсем живой.

— Из-за тебя, мразь, она не помнит ничего!

О, пока я предавался воспоминаниям, меня тут опять взялись вразумлять, оказывается. Заодно и сведений выдали маленько. Вот, значит, в чем дело…

Я не выдержал и заржал. Очень хотелось сказать, что все совы — непроходимые идиоты. Но пришлось сдерживаться. Во-первых, моя сова — умная. Даже если она больше не считает себя моей… А во-вторых, пусть верят в проклятие и в то, что я могу его снять с памяти совы. Это даст мне немного времени.

— Оу-у-у! — Шатт! Ну снова по челюсти! Теперь сапогом! Я так к утру не оклемаюсь! — А-а-а-а!

С-с-с*ка… Сколько у него матриц этих? И все без элемента обезболивания…

Хорошо хоть, с фантазией у младших сов не так богато, как у их командира. Я, конечно, крепкий некромант, боль терпеть умею. Но прекрасно понимаю, что если за меня возьмется профессионал допросов, то могу и несколько часов не выдержать. Сломанная челюсть и выбитые зубы, которые будут с болью восстанавливаться всю ночь за счет и так скудных ресурсов организма, покажутся лишь каплей в этом озере отчаяния.

— Через три дня приедет Филипп. Советую тебе признаться раньше. Тогда у тебя будет шанс сдохнуть быстро и безболезненно. Иначе… думаю, ты догадываешься, что с тобой сделает капитан.

А вот и ответ на мои мысли. Нужно сбежать за три дня. Шатт знает как, но нужно. Если не получится сбежать, придется самоубиться. А мне нельзя. У меня клятва. И слепая пернатая жена. Которая должна посмотреть на меня своими глазами! Даже если в них будет одна только ненависть.