— Я не знаю, как тебя еще назвать. Разве что — ненормальная. Но в какой-то степени я даже рад твоему напрочь атрофированному чувству самосохранения. Ну или этой вот странной интуиции. Ведь теперь ты принадлежишь мне, — последние слова прозвучали на редкость безапелляционно и даже слегка с вызовом.
— А ты мне, — согласилась я, чем ввела свое ворчливое несчастье в короткий ступор — обратной стороны медали Инсолье не ожидал и удивился, что она есть.
— Дай мне штаны, — сделал он неожиданный вывод, когда переварил новости. — Чего я тут голый лежу…
— Ты замерз? — Я удивилась, потому что температуры у Инсолье не было, а на полянке, где мы расположились, было не просто тепло — жарковато. Мы специально в тень ушли.
— Нет, — мотнул он головой. — Просто неприлично.
— И это меня ты называешь странной? — Не рассмеяться было невозможно. — Кого ты тут стесняешься?
— Дай подумать… одной святой извращенки, которая, оказывается, все это время подглядывала. И подслушивала, — снова привычно заворчал Инсолье, слегка морщась и пытаясь дотянуться до одежды. Не дотянулся, я ее проворно убрала подальше.
— Знаешь, не хочу тебя огорчать, — вернулась и поправила полоски бинтов поверх следов от хлыста. Погладила его по бедру. — Но мне в общем все равно, надеты на тебе штаны или нет. Для нитей одежда не преграда.
— Что? Это получается… получается… Сколько мужчин ты видела голыми?! Отвечай!
— В этом мире? — уточнила я и задумалась.
— А ты и в прошлом… Тьфу! Да ты ж несколько дней со всеми орденцами жила! Сколько ж подушек придется набить совиными перьями!
— Не будь ребенком. — Я осторожно встала и принялась собирать другие разбросанные вокруг плаща вещи. Заодно нащупала котейку, погладила и пересадила удивительно тихого зверька под бок к Инсолье. — Какое мне дело до других мужчин?
— Надо срочно вернуть тебе глаза! Чтобы ты больше ничего лишнего не видела! — Инсолье на эмоциях ударил кулаком по ближайшей кочке, отчего из-под нее буквально вылетела маленькая испуганная мышь, громко и матерно пища на нас. Но не прошло и пары секунд, как мышь оказалась в пасти кошечки. Пушистая недонежить совсем не по-детски перекусила грызуну горло — запахло кровью. И судя по звукам, повернулась ко мне, вроде как спрашивая, не хотим ли мы разделить трофей. Я сразу отрицательно покачала головой, и малышка, разве что не пожав плечами, гордо потащила мышь в кусты — обедать.
— Ничего не имею против глаз. Но давай на берегу договоримся — ты самый красивый. Мне хочется смотреть только на тебя. Остальные меня не интересуют, даже если начнут всем обнажившимся коллективом танцевать на столе, специально крутя бедрами и демонстрируя всевозможные прелести.
— Чего?! — подавился воздухом Инсолье и принялся отчаянно кашлять. А когда отдышался и вытер мокрое лицо, осторожно попросил: — Слушай, не надо больше так. У меня живое воображение настоящего профессионального некроманта и куча опыта. Я слишком явно представил глав ордена танцующими на столе голышом. Так и помереть недолго! Особенно если Филипп и Паоло, тьфу, шатт! Кошмар какой! Бр-р-р! Никогда не думал, что скажу это, но за такую стыдобищу только на костре жечь.
— Вот. — Я удовлетворенно кивнула и занялась именно костром, потому что впервые за несколько дней проснулся аппетит. — Ужасное зрелище. Так что давай ты не будешь считать меня маленькой девочкой, которой раз покажи голую мужскую попу, а она уже в корне развратится. И начнет вешаться на всех подряд.
— Я никогда не имел это в виду, — слегка смутился Инсолье, — но ты все равно должна мне пообещать, что больше не полезешь никакими магическими щупами в штаны других мужчин.
— В твои, значит, можно? — Кстати, это интересно эротическая мысль, и я буду ее думать.
— Сама мне недавно доказывала, что не увидишь там ничего нового. Тем более что туда ты уже чем только не лазила… — Мужчина как-то странно простонал и уткнулся лбом в сложенные перед головой руки. — Вот зачем я это сказал, а?! Зачем?! Идиот!
Я тихо хмыкнула, поняв его проблему, и хотела пошутить в ответ, но не успела. Кусты за моей спиной громко затрещали. Громко и неожиданно — словно кто-то свалился с облака сразу рядом с поляной, а не шел через лес, как все нормальные существа.