Ушел под утро, а в обед вернулся, потому что Элен не помогали, ни магия, ни настои нашего лекаря. Помимо всего прочего, у нее, как сквозь пальцы, утекала магия.

— Почему ничего не помогает? — спросил я у старейшины.

— Мы не знаем, все перепробовали. Но это точно отравление.

— Что же это такое, девочка моя? — опустился на колени перед кроватью и взял ее за руку.

Три дня просидел в покоях, не на секунду не оставляя Эль. Помочь ничем не мог. Практически физически чувствовал, как она слабеет.

На четвертый пришла служанка протереть пыль и сменить на свежее белье. Подошла к прикроватному столику и взяла, чуть завялый, букет, с целью, видимо, выбросить и тут же его отбросила, вскрикнув.

— Что такое? — строго посмотрел на нее.

— Там… госпожу… там…

— Успокойся и скажи нормально.

— Цветок Смерти, — прошептала она, показывая пальцем на валяющийся букет около постели.

Я вскочил на ноги и посмотрел. Действительно, дильнакумс — цветок смерти. Высасывает жизненные способности, как и магию.

— Зови лекаря, живо, — рыкнул я и самолично сжег весь букет. Открыл окно, пустить свежий воздух и притянул к себе Элен. — Теперь все будет хорошо. Все хорошо.

Я даже представлять не хотел, что было бы, если бы мы так и не узнали из-за чего ей так плохо. Этот цветок очень редок. Его давно истребляют. На самом деле он не опасен, пока растет. Но если его срезать он выделяет яд и, чтоб восполнить потерю высасывает из всего живого жизненные потоки. На меня он не действовал, потому что с детства нам ставят блок от таких вот гадостей. А для людей такие растения очень опасны.

— Ваше Высочество? — в покои влетел Шавел Стикс.

Не теряя времени, рассказал про находку. Как справиться с последствиями отравления лекарь знал. Хотел и меня проверить, но я лишь отмахнулся.

Еще сутки непрерывного лечения. Отец прибегал каждые полчаса с одной и той же фразой.

— Очнулась? Нет? Как же так, солнышко наше?

После раза пятого меня уже это начало порядком бесить и я не придумал ничего лучше, как закрыть двери магией и перекрыть вход через порталы. Король ругался, стучался и ругался. Поставил полог тишины. Не хватало, чтоб еще мне девочку разбудил. К вечеру успокоился. А под утро следующего дня я сам уснул, проснулся только, когда услышал шорох.

Сонная, растрепанная и до боли притягательная. Смотрит на меня испуганными глазами. Не могу, не могу я ее заставлять.

— Я позову служанок, — и убежал, не от нее, а от самого себя. Потому что волк во мне требовал немедленно взять то, что принадлежит нам по праву.