1927 год, СССР, НЭП, агитбригады культстроителей коммунизма ведут беспощадную идеологическую войну против мракобесия и религиозных предрассудков.
Агитбригада-3
Глава 1
— Мать моя женщина! — потрясённо выпалил Енох, — Моня, ты тоже видишь это?
— Меня сейчас стошнит! — сказал Моня умирающим голосом.
— Тебя не может стошнить, ты — призрак.
— Тихо вы! — прикрикнул на них я, внимательно осматривая место. То, что здесь творится какая-то непонятная и дичайшая дичь, было видно даже невооруженным глазом.
Мы находились в самом центре деревеньки под странным названием Хохотуй и изумлённо рассматривали открывшееся зрелище.
Мда. Действительно Хохотуй. Обхохочешься.
На большом лобном месте, или маленькой площади (чёрт его знает, как оно у них тут правильно называется), так вот, в самом центре, прямо на глинистой поверхности, был процарапан большой круг, в получившуюся борозду залили почти уже впитавшуюся субстанцию, судя по цвету и консистенции — кровь. От чего круг казался ржавым. В круге находились (точнее лежали) люди. Судя по тому, как по их лицам неспешно ползали жирные зеленые мухи — люди эти были мертвы.
Но потрясало даже не это. Все тела кто-то аккуратно выложил в круг, причём разложил так, чтобы ноги их оказались внутри, чётко соприкасаясь с небольшим треугольником, тоже прочерченным на земле и окроплённым той же кровью, зато все головы равноудалённо торчали наружу. Всего я насчитал шесть тел. Пять мужчин и одна женщина.
Меня передёрнуло.
Зрелище было отвратительным.
Кто-то вырезал всем бедолагам языки, это было видно в раскрытых в предсмертном крике окровавленных ртах. На лбу каждого из мертвецов был выцарапан такой же круг с треугольником. Глаза у всех закрывали одинаковые повязки.
Енох подлетел к ближайшему мертвецу и немного сдвинул повязку. Зрелище, что открылось, довело и так полностью деморализованного Моню практически до инфаркта (если инфаркты, конечно же, бывают у призраков). Да и сам я еле-еле сдержался.
Глаза у мертвеца оказались выколоты, натоместь в пустых, заполненных подсыхающей кровью глазницах, лежали плоские цветные камешки, овальной формы. Они были похожи на пёструю гальку, которую я когда-то в детстве, ещё в прошлой жизни, собирал на берегу Черного моря в Крыму. Кишки у всех шестерых были выпущены наружу и теперь подсыхали сизыми, воняющими дерьмом и кровью, осклизлыми комками. Над ними тоже роились мухи.
Но более всего нелепой казалась находящаяся в центре всего этого натюрморта тусклая бронзовая чаша с запекшейся уже явно тоже человеческой кровью, в которой плавала дохлая рыба.
— Щука, — авторитетно констатировал Енох, рассматривая рыбу с видом профессионального ихтиолога.
— Бугэээ, — страдальчески ответил Моня.
— Как вы думаете, что здесь произошло? — спросил я, продолжая обозревая жуткую композицию на расстоянии.
— Ясно что — ритуальное убийство, — авторитетно сказал Енох.