— Приворожить надо, девушку. Можете?

Старуха улыбается. Но мне спокойнее не становиться, скорей наоборот.

— Садись — говорит, — рассказывай, что за девчушка, и я решу, помогать или нет.

Сначала скромно, а затем со всеми подробностями и переживаниями, я рассказываю, что произошло.

— Не могу, бабушка, думал пройдёт, да три месяца, как прошло. Болит, как в первый день. Люблю я её. И буду хорошим мужем. Я обещаю.

Гадалка кладет руку на стол, ладонью вверх и говорит:

— Дай, палец свой.

Я протягиваю руку. Жду.

Она достаёт иголку. Я, испугавшись, хочу руку убрать, но она её уже схватила за запястье и силища непомерные. Не оттянуть назад. Я напуган. Хочу уйти, начинаю тянуться назад.

— Хочешь, её вернуть?

Я останавливаюсь, киваю.

— Тогда сиди смирно.

Уколола гадалка иголкой палец. Притянула палец ко рту и облизнула. Я видел свою кровь на её белом языке. Что тут сказать, меня тошнило.

Сидит бабка. В сторону смотрит. И кивает изредка. И тут, наконец, отпускает мою руку и объявляет:

— Помогу. Неси волос её.

Я тянусь в карман и краснею ещё сильнее. Достаю шкатулку, открываю её и показываю гадалке волос Ксюши.

— Я предполагал, необходимость подобной вещи.

Опять старуха улыбается. Мне взгляд отвести охота, но боюсь спугнуть, как бы не передумала.

Гадалка уходит в другую комнату, очень медленно, в силу старости.

Возвращается с кружкой и горячим чайником. Что странно, и я до сих пор в этом уверен, не было у неё плиты в доме, чего уж там, электричества тоже. А вода кипячёная есть.