– Знаю. Но мы почти приехали. Отбой.
– Ладно. Пока. – Верити опустила телефон.
Они проехали под эстакадой перед мостом.
Дальше – СоМа[16], затем, несколько кварталов и поворотов спустя, безупречно чистый бетонный съезд. Верджил притормозил, белая стальная решетка пошла вверх, машина вновь тронулась, и Верити, обернувшись, увидела, как решетка опустилась.
12
Альфред-Мьюз
Рейни обставила его лондонскую квартиру мебелью более или менее человеческого изготовления. «Которая ни во что под тобой не превращается», по ее выражению. Она обожала скандинавский дизайн середины двадцатого века, но не могла его себе позволить, так что искала старинные подделки, а не точные, изготовленные ассемблерами копии.
– Так это совсем рано? Раньше округа? – спросила она, раскладывая по тарелкам ужин.
– За год до того, как американцы впервые избрали женщину-президента.
– Гонсалес?
– Нет. Они избрали свою раньше, в две тысячи шестнадцатом. А итог голосования по Брекзиту был «остаться в ЕС». Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Глянь на Томаса, пожалуйста.
Он подошел к двери детской. Томас спал, окруженный успокаивающей проекцией миниатюрного северного сияния.
– Все хорошо.
– А люди там счастливее? – спросила Рейни. – Счастливее, чем были здесь тогда?
– Я так понимаю, не особенно.
– Жалко. На обед сегодня такос с тиляпией. Из ресторанчика на Тотнем-Корт-роуд. В твоем новом срезе мексиканская еда наверняка лучше. Отчего же они не радуются?
– Все по-прежнему идет к джекпоту, хотя в этой конкретной точке и не так стремительно. – Он сел за стол. – По крайней мере, пандемии для них еще впереди.
Рейни села напротив него.
– Никогда не могла вообразить жизнь до две тысячи двадцатых как что-то реальное. Трудно поверить, что они не радовались каждую минуту, ведь у них столько всего было. Тигры, например. – Она взяла тако. – И что изменило исход выборов?