Спустя четыре недели они снова собрали передатчик. Йохан спал, когда из Москвы поступило сообщение, категорический приказ, от которого у Урсулы сжалось сердце: “Соня, уезжайте с вещами в Шанхай. Эрнст, оставайтесь на месте и ждите нового коллегу”. Из Шанхая, сообщалось в приказе, она должна была отправиться в Москву за дальнейшими указаниями, а затем – встретиться с семьей в Европе. После пяти лет в Муниципальном совете Шанхая Руди и его семье полагался отпуск домой. Урсула знала, что в Китай она больше не вернется: ее миссия завершилась.
Присев на кровать, Урсула смотрела на спящего Йохана. “Изборожденный морщинами лоб, высокие скулы, тонкий нос, беспокойный нервный рот, руки. Слезы полились из моих глаз”. Она рыдала из-за него уже в третий раз. Впервые – в кинотеатре в Праге, потом – в лесу на окраине Мукдена и вот теперь – в Пекине, когда он спал, а она безмолвно с ним прощалась.
– Это означает, что мы расстаемся навсегда, – сказал он утром, когда она доложила ему о приказах Москвы.
Немного погодя он воспрял духом.
– Наше начальство не звери, нам позволят остаться вместе. Как только я выберусь отсюда, мы поженимся.
Урсула ничего не ответила.
Йохан проводил их на вокзал, погрузил чемоданы, обнял Мишу и как-то неуклюже стоял на платформе у окна их купе. – Я снова напишу тебе, как уеду из Китая, – сказал он. – Обязательно.
Двери закрылись, послышался гудок поезда. Йохан не махал им на прощание. Затем он развернулся и ушел прочь.
Урсула не сообщила ему, что беременна.
Начальник Урсулы, полковник Туманян, тепло приветствовал ее в кабинете в Большом Знаменском переулке, похвалив ее работу в Мукдене и поздравив с чудесным, как выяснилось, спасением из Шанхая, где она была на волосок от провала. В мае 1935 года инспектор Том Гивенс из муниципальной полиции Шанхая арестовал еще одного важного советского шпиона. “Йозеф Вальден”, называвший себя нищим писателем, на самом деле был полковником Яковом Григорьевичем Брониным, работавшим на советскую военную разведку. В квартире Бронина полиция обнаружила доказательства, что его печатная машинка была приобретена некоей Урсулой Гамбургер. Давая показания, Руди предложил сотрудникам спецподразделения убедительную, но недостоверную версию о том, как он распорядился печатной машинкой. Гивенс подобрался уже совсем близко. Урсула села на следующий же пароход из Шанхая, зная, что больше сюда не вернется. Однако 4-е управление уже припасло для нее новую миссию: “Поедете в Польшу? С Руди”, – спросил Туманян. Польское правое правительство загнало коммунистическую партию в подполье, и местные товарищи отчаянно нуждались в опытном радисте. Раз Руди теперь выражал готовность работать на советскую разведку, а Урсула ручалась за его преданность, они могли бы работать командой, координируя польские коммунистические ячейки, собирая военные разведданные и передавая полученные сведения в Москву. Профессия Руди обеспечила бы им легальное прикрытие. Туманян, хотя и возглавлял азиатский отдел, должен был остаться куратором Урсулы. Полковник Тумс пока не догадывался о состоянии ее брака. Она не сообщила своему командиру, что носит ребенка Йохана Патры. “С его точки зрения, это было логичное, гуманное предложение”.
А с точки зрения Урсулы, оно было далеко не однозначно. Сделать в Китае аборт было относительно просто, но, едва узнав о своей беременности, она была настроена решительно. “Я мечтала о втором ребенке и теперь, оказавшись в положении, хотела его сохранить”.
Беременность создавала нештатную ситуацию. Перед отъездом из Шанхая Урсула сообщила Руди, что беременна от Патры. Ошеломленный этим известием, он уговаривал ее сделать аборт. Когда она поставила в известность Йохана, он тоже попытался убедить ее прервать беременность. Удивительным образом между Патрой в Пекине и Гамбургером в Шанхае завязалась переписка с дискуссией о том, что же следует предпринять Урсуле. “Я молчала, пока они торговались о моем будущем”. Ребенка она оставит, вот и все. Наконец Руди, как всегда, принял достойное решение, заявив, “что в таком положении не может оставить меня одну”. Он поедет за ней, куда бы Москва ее ни направила, останется ее мужем, пусть это будет только видимость, а не реальность, и Мишиным отцом; от всех остальных, от Центра и от родственников, они скроют, что Урсула носит не его ребенка. Как только он появится на свет, она будет хозяйкой собственного будущего, с Руди или без него. Патра воспринял этот план по-своему благородно: “Если я не могу быть с тобой, то лучше Руди никого нет, мне будет намного спокойнее знать, что ты с ним”.
Предложение Туманяна о совместной миссии поставило это непривычное соглашение в совершенно новые рамки. Руди и Урсула будут вместе жить и работать. Гамбургер был хорошим отцом, опытным архитектором и добрым человеком, но вот разведчик, опасалась она, из него выйдет, скорее всего, никудышный. “Благодаря обаянию и неизменной обходительности он всем нравился, особенно женщинам, и все пути были перед ним открыты”, но, с другой стороны, “во многих отношениях он был наивен и мягкосердечен”. Тем временем риск стал неотъемлемой частью ее повседневной жизни. Как она выяснила, шпионаж был связан не только с риском, но и с жертвами, утратами и болью. Она носила ребенка другого мужчины. Она до сих пор любила Патру, пусть и понимая, что вряд ли у них вновь когда-нибудь появится шанс быть вместе. Честно ли было “рассчитывать на совместную жизнь с Руди при нынешних обстоятельствах”?
Туманяну Урсула сказала, что согласится на задание, возьмет Мишу в Англию повидаться с родными, а затем отправится в Варшаву. Руди приедет в Москву самостоятельно, чтобы обсудить миссию с Туманяном, а потом уже сам примет решение, ехать ли следом за ней в Польшу. Если он откажется, то она поедет одна. “Я не боялась брать на себя всю необходимую работу”. Перед отъездом из Москвы ее познакомили с болгарином Стояном Владовым (настоящее имя – Никола Попвасилев Зидаров), разведчиком, с которым она должна будет поддерживать связь в Польше.
Вся семья Кучински в сопровождении верной Олло собралась на пристани верфи Хея в Грейвзенде, когда 21 октября 1935 года здесь пришвартовался прибывший из Ленинграда теплоход “Кооперация”. Со своим отцом, сестрами и братом Урсула не виделась уже более пяти лет.
Юрген уже тоже был в Великобритании. Старший брат Урсулы до последней минуты не хотел покидать Германию и не покладая рук трудился на коммунистическое подполье в надежде, что немецкий рабочий класс очнется и свергнет Гитлера. В начале 1935 года Юрген даже посетил Советский Союз, познакомившись там со многими видными коммунистическими деятелями, в том числе с Карлом Радеком, чьи труды Урсула читала в Шанхае после рождения сына. Кремль считал тридцатилетнего Юргена человеком с большими перспективами: Радек докладывал, что сам Сталин спрашивал, поможет или помешает молодому Кучински членство в советской Академии наук. Юрген разумно отказался от такой чести: узнав об этом, нацисты получили бы еще один повод его убить. В Берлин он вернулся, по его словам, “в полной уверенности, что сможет вскоре снова встретиться с товарищами в Германии”. Уверенность обернулась иллюзией, а реальность дала о себе знать, когда Юрген получил указания тайно вывезти оставшиеся средства КПГ из Германии и положить их на счет в голландском банке. Нацисты расстреливали его друзей и политических соратников. Берта засыпала его письмами, слезно умоляя приехать, пока не поздно, в Великобританию. 15 сентября 1935 года, после ежегодного съезда НСДАП в Нюрнберге, рейхстаг принял “Закон о гражданине Рейха”, лишив евреев права на гражданство Германии. Став чужаками в родной стране, утратив надежды на новую волну коммунизма и наблюдая усугубление антисемитской истерии в Германии, Юрген с Маргаритой покинули свое укрытие и бежали. Через три дня после приезда в Лондон Юрген связался с британской коммунистической партией.
Семья воссоединилась, но с прежней жизнью нынешние условия были несопоставимы: все ютились в тесной трехкомнатной квартире на севере Лондона. Эта первая семейная встреча с 1929 года, шумная и бурная, тем не менее была проникнута печалью: “Мы все тосковали по дому детства, по родному пейзажу”. Близкие Урсулы, узнав, что она ждет второго ребенка, считали, что его отец – Руди. “Лгать мне не пришлось”, – писала она в дальнейшем, столь интересным способом оправдывая свой “омерзительный обман”.
После семейной встречи она отвела Юргена в сторону, поведав ему всю правду. Они с братом были близки, как прежде, и сохранили прежнюю тягу к соперничеству. Она рассказала, что в Китае у нее случился роман (не уточнив с кем), что Руди не был отцом ребенка, которого она носит, и знал об этом. Назвав ее “невыносимой”, Юрген пообещал никому об этом не говорить. Возможно, его словоизлияния было трудно остановить на бумаге, но он умел хранить тайны, и Урсула безоговорочно ему доверяла.
Все дети Кучински в той или иной мере впитали левые взгляды. Бригитта, ближайшая по возрасту к Урсуле, уже была членом коммунистической партии. После отчисления из Гейдельбергского университета за то, что она ударила лидера студенческого отделения гитлерюгенда, в сентябре 1935 года она бежала в Великобританию. Даже самая младшая из сестер, Рената, “с гордостью называла себя коммунисткой”. Политические симпатии беженцев не остались без внимания.
МИ-6, британская служба внешней разведки, открыла досье на Юргена еще в 1928 году, когда он начал писать для коммунистических газет. Роберт,