– Я повторяю вопрос: у вас это есть или нет?

– Да, есть.

– Хорошо, значит завтра в десять.

Это был безусловно приятный, бодрящий и обнадёживающий разговор в канун процедуры, ожидание которой и так было не из самых радостных.

Я проглотила свой клонопинчик, и утром мы с Метью отправились в больницу. Там меня встретили две удивительно приветливые санитарки, нацепили на меня браслетик с моим именем, дали халатик и мешочек для моей одежды, а мужу сказали, чтобы ждал в вестибюле больницы часа три. При этом велели мне снять все мои украшения и отдать их Метью, чего мне не хотелось делать, так как это были мои талисманы, но переубедить санитарок я не смогла. Поразмыслив, я заподозрила, что санитарки не знают, что гастроскопию мне обещали делать без наркоза.

– А почему ждать три часа и почему нельзя оставить на себе украшения, меня же не будут усыплять? – с громыхающим сердцем поинтересовалась я.

– Что? – усмехнулась одна из санитарок, – это невозможно, у людей только от приближения эндоскопа начинаются рвотные позывы и становится настолько плохо, что эндоскоп даже невозможно засунуть. А так заснёшь и всё, – утешила она меня.

– Как это, у меня же аритмия, я не хочу наркоз, доктор обещала, – как маленький ребёнок, не унималась я, готовая заплакать.

Но тут произошло нечто неожиданное. Одна из санитарок приблизилась ко мне, в упор уставилась в моё лицо и говорит второй:

– Ты знаешь, мне кажется, с таким позитивным взглядом на жизнь эта женщина ВСЁ может выдержать. Давай подождём и спросим у доктора до того, как подключим внутривенный раствор.

Я не понимала – это во сне или наяву. В момент, когда в моей голове не было ни одной оптимистической мысли, кто-то мог аргументировать что-то моим из ряда вон выходящим позитивным отношением к жизни?!

– Да, ты, наверно, права, – согласилась с абсурдом вторая санитарка, которая похлопала по моему плечу и добавила: – Молодец! Хоть бы все так! Образцовый подход. Но внутривенный раствор мы ей всё равно начнём и подготовим анестезиолога, чтобы вдруг, если не выдержит, не прерывать процедуру.

После этого меня повезли на каталке в процедурную, подключили раствор, и тут пришло сообщение, что поступил больной в тяжёлом состоянии и доктор опаздывает. Так мы прождали порядка часа. Потом пришла доктор, быстро, чётко и мастерски сделала гастроскопию. Я, конечно же, выдержала. Санитарки были в восторге, только не могли понять, зачем ТАКОЕ терпеть, если можно взамен спокойно поспать, но в результате всем было хорошо, кроме, наверно, анестезиолога, который остался без дела.

Процедура длилась минут пять, после чего Доктор скороговоркой сказала, что она думает, что у меня многоочаговый атрофический (или что-то вроде того) гастрит, но для точности нужно дождаться результата, для оглашения которого она велела мне через десять дней прийти на приём в её офис. А я, бодро соскочив с каталки, чуть ли не под аплодисменты санитарок, своими ногами вышла в вестибюль больницы вместо того, чтобы ещё два часа приходить в себя после наркоза. В вестибюле циркулировал обеспокоенный Метью, не знающий у кого и что спросить.

Через десять дней всё подтвердилось, и мы с новым энтузиазмом стали лечить многоочаговый атрофический гастрит.