— Поручик Вербицкий!
— Я.
— Поручик Дауэ!
— Я!
— Поручик Димитраш!
— Я!
— Капитан Рипке!
— Я!
— Капитан Туркул!..
Трофимов… Туцевич… Храмцов… Шубин…
— Капитан Юрковский!
— Я! — гаркнул Авинов, холодея, ибо почудилось ему, что он взаправду оборотился в Вику Юрковского…
…Дроздовцев подняли на рассвете, когда Новочеркасск ещё почивал — дворики невысоких домов хранили сонную тишину, не хлопали калитки, не скрипели вороты колодцев, не перекликались голосистые хозяйки.
У Кадетской рощи, посреди площади, где был чуть влажен песок, поставили аналой, и дроздовцы в походном снаряжении, позвякивая котелками, полязгивая винтовками, стали покоем вокруг. Заря разгоралась, обещая ясный день, щебетали ранние птахи, а полковой батюшка читал напутственную молитву. Далёкие горнисты пропели: «В поход!»
2
Степь лежала широко и плоско, вся отданная выцветшему, словно линялому, лазурному небу. Тёплый ветер колыхал растрёпанные кустики, чесал невысокую траву, уже выгоравшую, — зелень бурела, высыхая на корню.
Маныч был совсем близко, да только свежестью от него не тянуло — пересохла река, мелкой стала, болотистой и чрезвычайно топкой. Ни пройти ни проехать.
Добровольческая армия выдвинулась на линию фронта, заняв позиции от села Бараниковского до станицы Новоманычской. Конница генерала Шатилова гарцевала на правом фланге к востоку от железной дороги «Царицын — Тихорецкая», 5-й конный корпус Слащова[35] — «генерала Яши», как ласково звали командира бойцы, — растянулся вдоль Маныча к западу, имея главные силы у переправы Казённый мост, а части генерала Кутепова стояли на путях.
С колокольни хорошо было видать расположение красных — 9-й армии командарма Егорова и 10-й армии Клима Ворошилова. Весь северный берег Маныча у Великокняжеской переправы и сама станица были усилены окопами, извилисто рассекавшими чернозём. Из выбитых окон куреней, со звонниц двух станичных церквей грозили пулемёты, а за околицей выстроились батареи орудий — пятидюймовых гаубиц Шнейдера.