– Так точно, ваш-бродь, имеется!
– Ты чего тянешься? Я не офицер, – поднял брови Агасфер. – А вот ты, судя по всему, воевал. Правильно?
– В артиллерии, ваш-бродь! Вторая восточная кампания!
– По-солдатски действовал, молодец! – похвалил Агасфер. – А скажи, почему лошади не рванули сразу, как стрельба учинилась?
– Дык я, ваш-бродь, прежде чем на дорогу сигануть, вожжи успел на оглоблю намотать, – возница широко улыбнулся щербатым ртом. – А вы, ваш-бродь, чтобы стронуть екипаж, ухо одной лошадке прострелили!
– Настенька, у нас в аптечке, кажется, что-то кровоостанавливающее было? Дай, пожалуйста, нашему ямщику, пусть лошадку полечит… И надо ехать. Мы, кажется, уже изрядно выбились из графика, не так ли? О происшествии по телеграфу сообщим иркутским властям – пусть разбираются! И встречным господам проезжающим об инциденте сообщим. Если порожняком едут – может, кто-нибудь согласится захватить тела для опознания иркутской полиции.
Решетки, перегораживающие вентиляционные рукава, продержались до Порт-Саида, когда немыслимая жара, усиленная накаленной палубой, вынудила арестантов сбрасывать одну одежку за другой.
Еще до входа в Суэцкий канал капитан, согласно традиции плавучих тюрем Добровольного флота, отдал приказ расковать арестантов. Двое матросов, пыхтя, спустили в разделяющий трюм коридор пару походных наковален, и корабельный кузнец за полдня освободил мужчин-арестантов от их оков.
Расковка арестантов не была ни наградой за хорошее поведение, ни проявлением гуманности. Опыт прежних сплавов показал, что жара и высокая влажность способствуют появлению на коже застойной сыпи, которая быстро превращается в кровоточащие гнойные язвы. А тяжелые железные оковы только способствовали размножению этих язв.
Кроме того, тюремная администрация не желала давать лишних поводов к озлоблению запертых в раскаленные клетки невольников. К слову сказать, партии кандальников, отправляемые пешим ходом через Сибирь, тоже расковывались. И не по случаю жары – просто опытные партионные офицеры знали, что арестанты и сами могли довольно легко освободиться от кандалов, хорошенько намылив лодыжки и кисти рук. И тогда снятые кандалы в случае бунта становились страшным оружием в руках каторжников.
Между тем жара усиливалась с каждым днем. Первыми до костюма Адама разоблачились арестанты-мужчины. Женщины в кофтах с длинными рукавами и юбках до лодыжек продержались на день дольше – а потом одна за другой начали сбрасывать одежду. Сначала телеса из приличия обматывались неким подобием индийских сари[14], а потом слабый пол, плюнув на стыдливость, тоже стал расхаживать по своей плавучей тюрьме в чем мать родила. На крайний случай – прикрывшись чем-то вроде набедренных повязок. Напрасно старший помощник капитана Промыслов взывал к совести узниц, или хотя бы к естественной женской скромности – многие, назло начальству либо из женского упрямства, поскидывали с себя последние лоскутки.
В отчаянии Промыслов написал капитану докладную, в коей снимал с себя всякую ответственность за нравственную обстановку в тюремных трюмах. На «военный совет» был приглашен и пароходный доктор Паламарчук, из малороссов.
– А шо я могу поделать с этими бесстыдницами? – развел он руками. – Прикажете забинтовать их? Так шо толку-то? От этакой жары да сырости у арестантов неминуемо возникают гноящиеся язвы. И нагота, что ни говори, лучший способ для их профилактики… Нехай голышом ходют – варнакам до ихних прелестей все одно через решетки не добраться.
Однако если от вида обнаженных женских тел, в большинстве своем молодых, мужчины-арестанты из соседнего трюма испытывали только моральные страдания, военные морячки из караульной команды, пользуясь своим свободным состоянием, весьма скоро нашли для себя практический выход из положения.
Не трогая перегораживающую из парусиновых рукавов решетку, они ножами прорезали в ней лаз, горловина которого, благодаря продетой в сделанные по краям разреза дырочки, моментально стягивалась и маскировалась на случай тревоги. И вот как-то вечером, когда «Ярославль» встал на ночную стоянку у одной из станций в Суэцком канале, в женском отделении появились первые «пластуны»-разведчики из числа экипажа.
Для порядка повизжав (впрочем, не слишком громко), женщины-арестантки тут же доказали, что у женщин более практический склад ума, нежели у мужчин.
– Чаво приперлись, служивые? А подарочки принесли? – встретил моряков разноголосый хор.
Старухи же, выскочив вперед и заслонив собой более аппетитных товарок, начали ставить условия:
– Никак молодого тела захотелось, господа матросики? Извольте-позвольте! Только нынче у нас молодухи в полтинник идут! Да нам, старым, за «сватовство» по гривеннику! Без торговли! А иначе шум до начальства вашего подымем!