Ажурная и субтильная конструкция трепетала на ветру, норовя улететь, пока медлительные людишки чего-то там возятся. Наконец Арендт проверил последний крепеж, поднял аппарат за крыло и пристегнул себя к нему ременной арматурой.
— Вот, Петр Андреич. Первый в мире устойчиво летающий планер и уникальное место, где морские ветры, разгоняясь вверх по склону горы, всегда создают восходящий поток.
— Потрясающе! Почему же вы, Николай Андреевич, не опубликовали ничего про свои достижения?
— Зачем? Ладно, после обсудим. Оставьте пока камеру, пробный полет после перерыва не обещает быть красивым. Спускайтесь вниз, подсобите потом. В одиночку на гору его тащить зело затруднительно.
Петр помчался в сторону моря, остановившись в полусотне шагов от Арендта. Пилот меж тем перехватил аппарат за поперечную балку и приподнял. Бриз подхватил матерчатые крылья, и Николай не без труда удержал рвущийся к облакам снаряд. Затем планерист с усилием пробежал несколько шагов навстречу ветру. Конструкция рванулась вверх, он подтянулся и обхватил рычаг, опустил нос, заставив аппарат скользнуть вдоль склона, стремительно набирая скорость. Петя в испуге грохнулся ниц, опасаясь, что планер врежется в него на полном ходу. Но авиатор толкнул рычаг от себя, взмыл над питерским гостем, набрал высоту метров пятнадцать и плавно снизился к подбрюшию горы, умело спружинив ногами при приземлении. Самохвалов взял себя в руки, ругнулся, что пропустил часть полета и потопал к Арендту.
— Петр Андреевич, вы недисциплинированны для воздухоплавания. Я вам ясно сказал — идите вниз. А вы отошли саженей на тридцать и стали поперек взлета.
— Но простите, доктор, кто ж знал? Никто в мире не умеет летать так далеко как вы.
— Чепуха. Сейчас вернемся к вершине, и я покажу полет на дальность. То была лишь разминка.
— Вы не боитесь набирать такую высоту? С нее сверзиться — костей не соберешь.
— Петенька, я же врач. Сам поломаю и сам вылечу.
Пока солнце не склонилось к горам на западе, Самохвалов истратил все фотопластинки. Действительно, здесь было что снимать. Арендт удерживался в воздухе больше минуты, выписывал круги, ловил восходящие потоки и уносился на сотни метров от точки старта. Не исключено, он бы и ночью летал, но его остудила боль в подвернутой лодыжке.
Сидя у костра в неглубокой ложбине, планерист рассказывал Самохвалову подробности.
— Казна мне отказала в запрошенных двух тысячах рублей, и я начал мастерить аппараты из подручных материалов. «Орел» — третий и последний мой планер. Лучше для балансирного полета все равно ничего не сделаю. А построить настоящую машину, с управляемой подъемной силой крыла и хвостового оперения, я без привлеченных средств не мог. Теперь и с чужими деньгами вряд ли осилил бы — возраст не тот. Славы мне не нужно. Живу тихо, людей лечу. Раз-два в год наведываюсь в Коктебель душу отвести, мне достаточно.
— Чертежик презентуете?
— Помилуйте, нет у меня никаких чертежей. Были, конечно, когда начинал. Но потом столько переделывал, что проще наново обмерить.
Основные данные планера Петр уже узнал. Размах крыла — около двадцати аршин, это четырнадцать метров в привычных Самохвалову французских величинах. Угол соединения консолей у центральной балки порядка ста двадцати градусов, но последняя четверть каждой плоскости еще больше отклонена и стоит градусах в сорока пяти к горизонту. Пожертвовав частью подъемной силы, крымчанин добился устойчивости к крену. Как следовало из его рассказов, планер все равно кидало в воздухе, и он постоянно балансировал в полете, смещая тело то вправо, то влево.
— Завтра пробуешь сам. Запомни правило — в полете гораздо важнее скорость, нежели высота. Как только скорость теряешь, падает подъемная сила. Если ты у самой земли тянулся и вдруг скорость потерял, просто на ноги станешь. А коли такое на высоте стрясется — быть беде. «Орел» падает на крыло, и никакой силой его не выправишь. Мне эта наука трех переломов стоила.
Петя торопливо черкал в записной книжке, будто в воздухе сможет свериться с записями.
— Попервости лети вдоль земли, не выше четырех аршин. Давно заметил — у самой травы аппарат лучше держится, даже при потере скорости, и управляется легче. Вверх не уходи, даже оседлав восходящий поток — новичку наверху верная смерть.
Когда продрогший ученик наутро с трудом выкарабкался из мешковины, расправляя негнущиеся конечности, Арендт продолжил учебу.