Катерок «Орлан Ушастый» качало на легкой волне. Из машинного отделения слышалось ритмичное постукивание гаечного ключа и не совсем лестные замечания моториста к финансовому положению дел команды.

Боцман Матушкин вздохнул и посмотрел на звезды.

«Красивые какие!..» – с уважением подумал боцман.

– Ой, девочки, смотрите, мужчина за бортом! – донеся откуда-то снизу веселый женский голос.

Боцман опустил голову: на посеребренной ярким лунным светом воде, плескались женщины. Их веселые и задорные глаза с любопытством смотрели на боцмана.

– Мужчина, вас в корму подтолкнуть? – хихикнул второй голосок.

– Или якорь на палубу бросить?

«Курортницы, понимаешь!» – неодобрительно поморщился Матушкин.

Боцман встал и выпрямился во весь свой гигантский рост. Он даже открыл рот для ответа, но нужные слова не пришли. Точнее говоря, те, которые все-таки появились в голове боцмана, годились только для управления морским, сплоченным коллективом.

– Может быть, вы хотели сказать «три тысячи чертей»? – поинтересовался голосок, первым окликнувший боцмана.

– Или «Пиастр-р-ры, пиастр-р-ры, пиастр-р-ры»?

– Не стесняйтесь, пожалуйста.

«Да что я, попугай?!» – возмутился про себя Матушкин.

Боцман в сердцах пнул ногой хлам на палубе. Две полутора пудовые гири, тихо шурша железными боками, покатились к борту. Матушкин чертыхнулся и торопливо схватил спортивное железо.

«Я лучше зарядку делать буду, – решил боцман. – Ну их, этих… Ну, красавиц, в общем!»

Боцман стащил с себя тельняшку и стал спиной к морю. Гири легко взлетели вверх. Могучие, похожие на канаты, мускулы Матушкина налились упругой силой.

– Ах, какой мужчина! – снова засмеялись за бортом.