— Что? Я лишаю Землю последнего шанса?
— Конечно. Ты выпустишь людей из их нор. Ты дашь им возможность возродить стертое с лица Земли и продолжить их вечную войну. И добить планету. Но на самом деле они должны исчезнуть. Их цивилизация не первая. Но все, кто не справился с развитием разума, а уповал лишь на развитие технологий, власти и силы, стирались из истории, и начиналось все сначала. И каждый раз был возможен, пока жива Земля. А ты хочешь оставить Землю снова наедине с ее убийцами. Одумайся. Что ты хочешь сделать? Взорвать атомную бомбу. Опять. Опять!
— Да кто ты такая?! Ты чертово порождение ХАРПа или сам ХАРП?
— Я? Я судьба твоя.
— Ну да. Конечно. Судьба. — Николай усмехнулся. — Просто я нецелованный пацан в рассвете сил. Вот мне смазливые бабы и мерещатся постоянно. Ты лишь плод моего воображения, порожденный разумом, протестующим против того, чтобы я помер девственником.
И он засмеялся…
— Только плевать мне на это, — продолжал Васнецов. — Сейчас меня на это не купишь. Раньше — может быть. Но не сейчас.
— Ты не о том думаешь, Коля. Ты о Земле подумай. Оставь все как есть. Дай завершить стерилизацию планеты от людей. Дай Земле шанс.
— Нет, сладенькая. Идешь ты к чертовой бабушке. Земля — это люди. А я верю в людей. Сволочи они, конечно. Но, черт возьми, я верю в Бога в людях. В каждом. Только бы им Его отыскать в себе. Они поймут. Они все поймут. И встанут на правильный путь. И дети… Ведь никто сволочью не рождается…
— В людей веришь? — В голосе девицы слышался отчаянный протест. — В тех, кто себе подобных в Москве вешал или отрезал им головы? В тех, кто под Москвой грабил беженцев? В каннибалов с их малолетними проститутками? В вандалов, что детей за ноги и об стену головой? В черновиков, что Риту толпой насиловали и людей в рабство угоняли, ставя им клейма на лоб? В гвардейцев и легионеров, истреблявших друг друга? В местных ковбоев, мечтающих только об одном — завладеть огромным арсеналом оружия стражей? Ты в них веришь?!
Черт возьми. А она права. Она чертовски права. И как я мог забыть обо всем том, что видел по пути сюда. Как я мог сбросить со счетов всю эту мерзость, порождаемую людьми. Ведь даже пси-волки и молохиты — это всего лишь порождения людей. Чертовы люди. Нет, она права. Надо избавиться от них и дать простор хуманималам и морлокам. Они уже не люди, и тем лучше для них. И нерациональное паломничество хуманималов к ХАРПу — явление, непонятное лишь людям. Но для них все понятно. Они идут к своему спасителю, призванному уничтожить людей и дать им шанс построить свой мир. И он, быть может, станет лучше. Ведь Джуниор… он оказался всего лишь изуродованным людьми маленьким мальчиком, ставшим диким хуманималом, но не лишенным благородства. Он спас меня, чтобы я спас Землю и… И кого? Людей или хуманималов? Нет. Она все-таки права. Надо убраться подальше от людей и от ХАРПа. Надо разбить эту бомбу и лишить людей последнего призрачного шанса… Шанс людей — в атомной бомбе… Какая гнусная ирония…
Он так и не развернул самолет и летел прямо. Впереди горная гряда. Он задрал ревущий мотором нос вверх и утонул в облаках…
Чистое небо разверзлось черной бездной внезапно. Оно было усыпано мириадами сверкающих бесценными бриллиантами звезд. И он увидел полную Луну. Ту самую, которой так и не достигли Андрей, Юра и тот безвестный индус, что летел с ними. Он смотрел на нее как завороженный, вдруг ощутив, что ее печальный лик до боли напоминает ему Рану.
Луна… Звезды… А может, все-таки дать людям опомниться и выжить? Еще, может, не поздно? Они смогут возродиться? Ведь еще не истлели последние книги, таящие в себе великие знания цивилизации. Еще звучит где-то музыка гениальных композиторов, что так вдохновляет людей и пробуждает в них прекрасные чувства… И они поумнеют. Отстроятся. И полетят в один прекрасный день к этим звездам и на Луну. И ослабят свой нажим на родную планету. Только… Что тогда? Они распространят свою мерзость во всей Вселенной? И потом кому-то придется переться уже не на Аляску, а в другую галактику, чтобы все это спасти? Что делать, черт возьми? Рана… Ну где ты… Подскажи.
И печальный лик Луны заговорил с ним голосом Раны:
— Самое волнующее и беспокойное чувство охватывает человека, когда он с другим человеком. Когда они общаются, будь то язык жестов, тела, интимной близости и просто слов. Когда вдруг люди начинают осознавать, что при всей их непохожести… будь то разность полов, наций, религий… они вдруг находят общие черты, интересы, увлечения, мысли… чувства… И тогда ты понимаешь, что все едины… Люди всех наций и религий… Граждане всех стран… Все едины в своем разнообразии. Как разные цвета создают великолепие радуги. Как разные буквы создают слова, а слова — строки поэмы, захватывающей книги или письма к любимому человеку. Как семь разных нот создают чудесную симфонию, которая будоражит чувства и разум таких неодинаковых людей… И в этом сила человека. Его надежда на будущее. Его шанс на бессмертие в единстве жизни на одной, единой живой планете — жизни, которую создают разные растения и животные, люди и насекомые… Живой океан. Мы все — атомы. Из атомов рождаемся и в них превращаемся. И эти атомы снова превращаются. Или в камень, или в живую плоть. В воду и воздух. И мы бессмертны в своем преображении, если только возможна сама жизнь. Так ответь себе, надо спасти жизнь и дать ей шанс или пусть ХАРП воспользуется своим шансом все окончательно уничтожить?..
Все бело, и ровный белый свет льется отовсюду. Рана стоит перед ним и ждет ответа. А за ее спиной — тысячи людей. Вон Андрей. С ним Ульяна-Пчелка и еще какая-то женщина. Он все-таки нашел дочь и жена признала его? Вон Гусляков. Вон… Кто это? Да это же Джуниор… Он в человеческом облике. Двадцатишестилетний парень с русыми волосами и доброй улыбкой… И рядом его мать и не вернувшийся с той смены отец… Туранчокс со своей девицей. Смотрят на Колю с надеждой… Молоденькая каннибалка из кантины олигарха. Вон Юра… Участковый Дыбецкий со своей семьей. Убитые Варягом мародеры из гадовника. Турпо и Вейнард. Тысячи… Тысячи людей… Вандалы, бандиты, черновики, конфедераты, гвардейцы, вавилонцы, Томас и Си Джей… Тиббетс и Даладье… Они тут все вместе. Все, чьими жизнями был устлан их путь к ХАРПу. А может, там, где-то в этой толпе, его мать и Илья Крест? Они стоят и смотрят на него. И ждут. Ждут его решения. А значит, и ждут живые. Просто живые еще не знают, какая опасность нависла над ними. Не все еще знают. А мертвые уже давно все поняли. Они извлекли урок, потому что мертвые. Так неужели лишь смерть должна стать уроком для жизни? Смерть… Всего одна. Самопожертвование…
И Николай улыбнулся.
— Очень скоро, Рана, я наконец смогу обнять тебя и быть с тобой. И никуда я уже тебя не отпущу.
Была ли девица на соседнем сиденье явлением самого ХАРПа или просто разыгравшимся воображением блаженного, уже не важно.