Алекс без конца твердит, что я самая красивая и умная девушка на планете Земля, тогда почему другие парни этого не видят? Эштон, например? Может, они слепые? В последнее время я всё больше начинаю сомневаться в том, что Алекс говорит мне правду.

Полночи не могу уснуть, не помогла даже “Королева Марго” – моё персональное сильнодействующее снотворное: обычно стоит открыть её, и пары страниц не прочтёшь – тут же в сон клонит. Лежу, разглядывая на потолке узоры пятен света и теней от голых ветвей деревьев из сада, и думаю свои думы. И все они, конечно же, об Эштоне.

И в этих моих думах мы сперва долго держимся за руки, обнимаемся, Эштон целует меня в нос, а потом всё торжественно завершается киношным поцелуем в губы. Сразу после этого я иду под руку со своим красавчиком бойфрендом по школе, все смотрят на нас, девчонки и даже учителя женского пола завидуют мне, а парни сокрушаются, что упустили такой бриллиант в виде меня. Ну, вовремя не заметили, что он одинок и требует оправы. Многие так сильно жалеют, что не пригласили меня на свидание первыми, что даже кусают до крови губы и разбивают костяшки о розовые стены нашего школьного коридора.

Где-то на моменте отвисания челюсти у Бахары, моего главного врага – дочери иранского бизнесмена, не менее удачливого, чем Алекс, я просыпаюсь и обнаруживаю на часах половину четвёртого ночи. Тут же вспоминаю о болезни Эштона и искренне начинаю вся чесаться от переживаний – как он там? Вдруг родители всё же решили вызвать скорую и моего братца увезли в госпиталь? А может, он там совсем один в своей комнате для гостей, и некому о нем позаботиться?

Решаюсь проверить.

Комната Эштона не менее просторная, чем моя собственная, вся залита лунным светом, свободно проникающим через стеклянную стену. Для ноября луна ночью – это такая редкость в наших краях!

Прямо у широкой кровати, где тихо спит Эштон, стоит кресло, а в нём дремлет, облокотившись на руку, Алекс.

Я подхожу к ним так тихо, как только могу, но отец тут же открывает глаза. Увидев меня, он улыбается и тихонько говорит:

– Ему уже лучше, температура давно спала, не переживай, Соняш!

– Тогда почему ты не ложишься? – шепчу в ответ. – Тебе через час вставать!

– Мама настояла, чтобы я завтра отменил свои дела и остался дома. Ну, ты её знаешь, – тихонько смеётся. – Но я, конечно, все равно на работу поеду, просто позже. А сейчас, правда, пойду тоже лягу.

Я рассматриваю Эштона: он раздет по пояс и укрыт влажной на вид простыней.

– А чего он мокрый-то такой? – спрашиваю.

Отец молча трогает постель, затем аккуратно лоб Эштона:

– Похоже, это он так сильно вспотел, когда температура падать начала. Ты тихонько его разбуди, а я пойду принесу ему смену белья и майку какую-нибудь свою.

– Ладно, – соглашаюсь.

Алекс уходит, а я долго не решаюсь будить больного. Кладу ладонь на его лоб так же, как делал до этого отец, и нахожу его не то, что не горячим, а буквально ледяным! “Наверное, мама переборщила с таблетками, как всегда” – проносится мысль. А за ней другая: “Почему это так странно бьется моё сердце, когда я касаюсь его? ”

Эштон спит как убитый. Отец приносит бельё:

– Ещё не разбудила?

– Да он спит как лошадь! – деланно хмурюсь.