– О каких обыденных?! Как по-твоему мне завтра объяснять ректору, почему мой мальчик разбил нос сыну судьи?

– Ну, во-первых, Эштон тоже пострадал, а во-вторых, – в этот момент Алекс ворует у мамы из миски котлету, – у него есть смягчающие обстоятельства.

– Подожди, пока сядем за стол, – журит его мама, уже улыбаясь.

– Я с утра ничего не ел! Голодный как волк!

– Почему не пообедал?! Это ещё что за новости?

– Я думал, мы вместе с тобой съездим в ресторан после твоих лекций, как обычно ждал, пока ты освободишься и позвонишь!

– Горе ты мое голодное! – мама с виноватым видом обнимает Алекса за талию. – Я совершенно замоталась с Эштоном! Возила его в клинику и не зря! Парню два шва над бровью наложили и обнаружили сотрясение! Представляешь? Ужас какой!

– У настоящего мужчины сотрясения – это боевые крещения! Без них никак, Солнышко! Вспомни, Алёша сколько дрался! А у меня этих сотрясений… я вообще со счёта сбился!

– Алёша дрался в школе, а не в Институте! Слушай, а ты мне не говорил, что тебя так часто били!

– Меня били, и я тоже не отставал. Говорю же, в мужском взрослении без этого никак! Так что перестань нервничать! Не забывай, что ваш ректор – мой давний знакомый, не отчислят твоего Эштона, не переживай ты так!

– Не моего, а нашего!

– Окей, нашего, – покорно соглашается Алекс, подмигивая мне.– Соняш, ты чего обниматься-то не подходишь? Я жду уже, жду!

А я в яме. У меня боль разочарования. Щемящая душу горечь и тоска. Кто-то из них произнёс жуткие слова: “его девочку”… И эти невинные слова застряли у меня в горле колючим комом. Значит, у Эштона есть девушка…